Когда она пожаловалась ему на их странное поведение, Джералд
посмотрел на нее со смесью любви и удивления. Это не было его коронное
выражение «И почему вы, девчонки, такие глупые?» – оно должно было появиться
еще лет через пять, – но нечто подобное. «Они видят, сколько я зарабатываю, –
сказал он жене, – они видят две большие немецкие машины в гараже, видят фото
летнего коттеджа на озере, потом смотрят в твою карточку и видят, что ты
работаешь за мелочь. Они не могут этому поверить, это больше похоже на крышу
для махинаций, вот они и шныряют тут, и смотрят. Они не знают тебя, как я знаю,
вот и все».
Джесси не смогла объяснить ему, что значила для нее эта
работа.., а может, он просто не желал слушать. Но все дело в том, что работа,
пусть даже по совместительству, заполняла ее жизнь, а Джералд не понимал этого.
К тому же эта работа сохраняла некий мост между ее сегодняшней жизнью и прошлой
до встречи с Джералдом на том республиканском ленче: тогда она работала
учителем английского в уотервильской школе на полной ставке и была хозяйкой
своей судьбы. Она зарабатывала себе на жизнь, ее уважали коллеги, и она ни от
кого не зависела. Джесси не могла ему объяснить (или он не хотел слышать), что
уход с работы, даже временной, лишает ее жизнь смысла.
* * *
Это чувство потерянности – вероятно, последовавшее и оттого,
что пришлось расторгнуть контракт, и оттого, что никак не удавалось
забеременеть, – через год с небольшим ушло с поверхности сознания,
переместившись в глубину ее существа. Иногда замужество казалось ей большой
удачей: молодая учительница выходит замуж за преуспевающего адвоката, чья
табличка уже светится на двери (профессиональный жаргон), хотя ему лишь
тридцать лет. И вот эта молодая – хорошо, относительно молодая – женщина как-то
незаметно вступает в фойе неприятного здания под названием «средний возраст»,
оглядывается вокруг и вдруг замечает, что она совершенно одна – ни друзей, ни
работы, ни детей, что у нее есть только муж, который занят исключительно
карабканием по пресловутой лестнице успеха.
Эта женщина, вдруг осознавшая, что ей вот-вот стукнет сорок,
– самая подходящая кандидатка, чтобы попасть в беду с наркотиками или связаться
с другим мужчиной. Обычно выбирают тех, что моложе. Ничего подобного с ней пока
не случилось, но у Джесси всегда было много времени: времени на покупки,
письма, занятия (а там были рисование, лепка, поэзия.., и можно было бы завести
роман с мужчиной, который учил ее писать стихи, если бы она захотела). И у
Джесси еще оставалось время, чтобы позаниматься собой, таким образом она и
встретила Нору. Но никогда она не чувствовала себя столь удовлетворенной, как
теперь, когда ее усталость и боль стали признаками стойкости, а сон –
справедливым вознаграждением: это можно было бы определить как систему
жизненных ценностей прикованной женщины.
«Да, Джесс, то, как ты выпила воду, – это был подвиг».
Это снова заговорил незнакомый голос, но Джесси была
согласна. Только бы Рут не появлялась. Рут могла быть интересной, но утомляла.
«Мало кто додумался бы, как достать бокал, – продолжал
голос, – и сделать трубку из карточки: это было гениальное изобретение. Ты
можешь чувствовать себя удовлетворенной. И можешь поспать».
«Но собака». – возразила Хорошая Жена с сомнением.
«Этот пес не потревожит тебя.., черт подери, ты сама знаешь
почему».
Да. И причина, по которой пес не станет ее тревожить, лежит
на полу в спальне. Джералд теперь стал просто тенью среди других теней, и
Джесси была благодарна за это сумеркам. За окном ветер налетал порывами. Его
мягкий свист в сосняке успокаивал. Джесси закрыла глаза.
"Но будь осторожнее со снами! – крикнула Хорошая Жена с
внезапной тревогой, но ее голос звучал уже издалека. Она повторила:
– Будь осторожна с этими снами, Джесси! Я серьезно!"
Конечно, серьезно. Хорошая Жена всегда была серьезна, и одновременно это
означало – надоедлива.
«Что бы мне ни приснилось, – подумала Джесси, – это будет не
жажда. У меня в последние десять лет было мало чистых побед – в основном разные
путчи, – но эта вода была чистой победой, разве нет?» «Именно так, – ответил
знакомый мальчишеский голос, и в полусне она подумала, не голос ли это брата.
Уилл… Уилл в детстве, в шестидесятые годы… – Да, так оно и есть. Великолепно».
Через пять минут Джесси спала глубоким сном. Ее руки были
разведены в форме буквы "V", запястья удерживались цепочками, голова
склонилась к правому плечу, которое меньше болело, и мерное посапывание
раздавалось в комнате. Но в какой-то момент – после того как спустилась темнота
и на востоке появился белый диск луны – пес снова появился в дверях спальни.
Как и Джесси, он теперь ощущал умиротворение, потому что его
насущные потребности были удовлетворены, а желудок занят перевариванием пищи.
Пес довольно долго смотрел на нее, выставив в ее сторону ухо и пытаясь угадать,
действительно ли она спит или только притворяется. В основном Принц ориентировался
по запахам: пот высох, и совершенно не было этой адреналиновой вони. Он решил,
что она спит. Теперь обойдется без криков и замахов, если он будет осторожен и
не разбудит ее.
Он бесшумно подошел к мясу в центре комнаты. Хотя острый
голод прошел, мясо пахло вкуснее. Это объяснялось тем, что первая еда разрушила
древнее, кровное табу на человеческое мясо, хотя пес этого и не понимал.
Он опустил голову, вдыхая ставшие привлекательными запахи
мертвого адвоката с наслаждением истинного гурмана, а затем сомкнул клыки на
верхней губе Джералда. Он тянул все дальше, медленно наращивая усилие, отрывая
кусок мяса. Лицо Джералда исказилось чудовищной гримасой. Кусок наконец
оторвался, обнажив ряд зубов в широкой мертвой ухмылке. Пес проглотил разом вкусный
кусок, потом стал лизать кровь. Его хвост снова вступил в дело, двигаясь
широкими и медленными довольными взмахами. Два светлых пятнышка прыгали на
потолке: лунный свет отражался от двух коронок мертвого Джералда. Эти коронки
ему поставили неделю назад, и они еще сияли, как раскаленные угольки.
Пес снова облизал рану, глядя на Джералда почти с нежностью.
Потом он вытянул шею примерно так же, как Джесси вытягивала свою, когда
вставляла трубочку в бокал. Он обнюхал лицо Джералда, но не просто обнюхал: его
нос пропутешествовал, сначала вынюхав слабый запах воска на левом ухе мертвого
Хозяина, похожий на запах пола; потом смешанный запах пота и жира в волосах,
затем острый, зовущий запах свернувшейся крови. Особенно долго он изучал нос
Джералда. И снова это было похоже на трапезу гурмана, который выбирает самые
тонкие из блюд. Наконец он вонзил свои острые клыки в левую щеку Джералда,
сомкнул их и начал рвать.
На кровати Джесси застонала и начала пробуждаться. Это был
стон ужаса.
Пес испуганно поднял голову, его тело инстинктивно осело с
ощущением вины и страха. Однако это длилось недолго, потому что кусок мяса уже
стал его собственностью, за которую он был готов драться. К тому же пес уже
понял, что самка Хозяина совершенно бессильна, а значит, может стонать сколько
угодно.
