День 14 августа 1965 года повторяется в сновидениях спящей
женщины, прикованной к спинке кровати в доме на берегу другого озера в сорока
милях к югу от Дарк-Скор. Вот она, двенадцатилетняя девочка, нагибается, чтобы
ударить по крокетному мячику, не догадываясь, что сзади стоит Уилл, и это
момент, на котором сон превращается в кошмар.
Она рассчитывает удар, концентрируя внимание на воротах в
полуметре от нее. Это трудный удар, но не невозможный, и, если мяч пролетит
сквозь ворота, она сможет догнать Кэролайн. Это было бы чудесно, потому что
Кэролайн почти всегда выигрывает в крокет. Но в тот миг, когда она отводит
биту, музыка меняется.
«Слушайте все, – поет Марвин Гэй, и Джесси прислушивается, –
особенно вы, девочки…» Гусиная кожа появляется на загорелых руках Джесси.
«…разве справедливо, что ты дома в одиночестве, а любимая
далеко?.. Нельзя так сильно любить, говорят мне друзья…» Ее пальцы становятся
ватными, и она не чувствует биту в руке. Ее запястья зудят, как будто они
связаны невидимыми путами; внезапно ее сердце отрывается и летит. Это плохая
песня.
«…но я верю, да, я знаю, что именно так надо любить
женщину…» Она поднимает глаза на нескольких девчонок, которые ожидают ее удара,
и видит, что Кэролайн там нет. На ее месте стоит Нора Каллигэн. В ее волосах
играет ветер, на ней желтые полукеды Кэролайн и ее же медальон – тот, в котором
маленькая фотография Пола Маккартни, – но это зеленые глаза Норы, и они смотрят
на Джесси с глубоким, взрослым состраданием. Джесси вдруг осознает, что Уилл –
несомненно, подзадоренный дружками, которые, как и он, перевозбудились от
немецкого шоколада и пирожных, – маячит позади нее и замышляет какую-то
выходку. Сейчас она готова ему ответить. Она хочет ударить по мячу и успеть
повернуться назад, прежде чем Уилл совершит задуманное: она хочет изменить
прошлое, но сделать это труднее, чем поднять целый дом за край фундамента,
чтобы поискать под ним потерянный мячик.
Сзади кто-то усилил звук в проигрывателе Мэдди, и теперь эта
надоевшая песня гремит триумфальным маршем, громко, как никогда раньше:
«Меня так ранит.., эта черная неблагодарность.., где-нибудь,
кто-нибудь.., скажите, что это несправедливо…» Она пытается освободиться от
биты, выбросить ее, но не может, словно кто-то приковал ее к этой бите.
– Нора! – кричит она. – Нора, помоги мне! Останови его!
(Джесси издает стон, заставивший пса замереть над телом
Джералда.) Нора качает головой задумчиво и печально.
– Я не могу помочь тебе. Джесси. Ты сама должна, мы все в
конечном счете не можем рассчитывать на чью-то помощь. Обычно я не говорю этого
моим пациентам, но в твоем случае, думаю, мы должны быть откровенны.
– Нора! – кричит Джесси. – Как ты не понимаешь! Я не могу
пройти через все это снова! Я не могу!
– О, не будь такой глупышкой, – говорит Нора, проявляя
внезапное нетерпение. Она отворачивается, словно не может больше видеть
возбужденное, горящее лицо Джесси. – Ты не умрешь; это не страшно.
Джесси озирается вокруг, ее глаза безумны (хотя она
почему-то не может выпрямиться и повернуться, чтобы огреть битой своего
вероломного братца) и видит, что ее приятельница Тэмми Хью ушла, а на месте
Тэмми в белых шортах и желтой майке стоит Рут Нери. Она держит в одной руке
крокетную биту Тэмми, перевитую красной проволокой, а в другой – сигарету
«Мальборо». Ее рот искривлен обычной сардонической усмешкой, но глаза серьезны
и полны печали.
– Рут, помоги мне! – кричит Джесси. – Ты должна мне помочь!
Рут делает долгую затяжку, потом бросает сигарету в траву
рядом с одной из сандалий Тэмми и говорит, почесывая спину битой:
– Джесс, не паникуй, он же не проткнет тебе задницу, он
просто решил пошутить над тобой. Ты же все это уже проходила и знаешь так же
хорошо, как я. Так в чем дело?
– Рут, это не просто шутка! Нет! И ты это знаешь! Нет, не
слышит ее Рут, не понимает.
– Я ничего не знаю! – кричит ей Рут. В ее голосе слышатся
гнев и обида. – Ты же мне ничего не говоришь – ты никогда никому ничего не
говоришь! Ты убегаешь от правды, как кролик, который видит тень совы на траве!
– Я не могла сказать! – отвечает Джесси. Теперь она видит
тень на траве от кого-то за своей спиной, как будто эта тень рождена словами
Рут.
Но это не тень совы, это тень ее брата. Она уже слышит
хихиканье его дружков, знает, что он собирается сделать, и все равно не может
обернуться – даже двинуться не может. Она не в силах предотвратить то, что
должно произойти, и отчаяние заполняет все ее существо.
– Я не могла! – снова кричит она Рут. – Я не могла, ни за
что! Это убило бы маму.., разрушило семью.., или то и другое разом! Он сказал!
Папа сказал!
– Я не думаю, что это для тебя новость, подружка, но твой
палата помер уже двенадцать лет тому назад, в декабре. Так что можешь
рассказать все. И подсократи всю эту мелодраму!
Но Джесси не хочет ничего слышать, не хочет обсуждать – даже
во сне – любые события своего зарытого прошлого: когда домино начинает падать,
известно, чем это кончается. Она затыкает уши, чтобы не слышать того, о чем
говорит Рут, и продолжает глядеть на свою подружку по комнате тем же умоляющим
взглядом, который часто заставлял Рут (чья болтовня обычно бывала не чем иным,
как способом развлечься) рассмеяться и сдаться, и она делала то, что хотела от
нее Джесси.
– Рут! Ты должна помочь мне! Ты должна! – Джесси снова
бросает умоляющий взгляд.
– Нет, Джесс, я не могу. Все Сузи уехали, время, когда я
могла помочь тебе, ушло. Это таинственный полет, Джесси. Ты киска, а я сова. И
мы все на борту, пристегните ремни, космический корабль трогается!
– Нет!
Но теперь, к ее ужасу, небо темнеет. Возможно, это солнце
зашло за тучу, но она знает, что дело в другом. Это солнечное затмение. Скоро
звезды засияют в летнем полуденном небе, и прокричит старая сова. Пришло время
затмения.
– Нет! – кричит она снова. – Это было два года назад!
– Ты ошибаешься на этот счет, милая, – возражает Рут Нери. –
Для тебя солнечное затмение не кончилось. Для тебя солнце ушло, но не вышло
снова.
Она открывает рот, чтобы опровергнуть это и сказать Рут, что
она всегда все преувеличивает, как Нора, все время подталкивавшая ее к двери,
которую Джесси не желала отворять, а Нора убеждала ее, что настоящее можно
улучшить, исследуя прошлое. Будто можно сделать более вкусным сегодняшний обед
с помощью остатков вчерашнего. Она хочет сказать Рут то, что сказала Hope в тот
день, когда ушла от нее. Действительно, огромная разница: жить с чем-то и быть
в плену у чего-то.
