– Потрясающе, правда?
– Да, – ответил он все тем же странным голосом, –
действительно потрясающе, Джесс. Даже сильнее потрясает, чем я предполагал…
Прошло еще немного времени, и в коробке она видела, как
черный диск почти совсем закрыл солнце: часы уже показывали 5.25, потом и 5.30.
Теперь все ее внимание было сосредоточено на исчезающем кружке в коробке, и
лишь на периферии ее сознания осталась мысль о том, как тверды сегодня его
колени. Что-то уперлось в ее попку, но это не было неприятным… Похоже на
сиденье велосипеда.
Джесси опять заерзала, пытаясь отыскать на его колене самое
удобное положение. Том быстро и судорожно вдохнул воздух через нос.
– Пап, я тяжелая? Тебе неудобно?
– Нет. Ты чудесная.
Она посмотрела на часы. Было 5.37, только пять минут до
полного затмения, может быть, чуть больше, если ее часы спешат.
– Могу я теперь взглянуть сквозь стекло?
– Пока нет, Чудо-Юдо, чуть позже. Она слышала, как откуда-то
издалека доносится песня: «Старая сова.., кричит голубке… Тэмми… Тэмми… Тэмми
так ее любит…» голос в конце концов утонул в волне музыки, вместо него вынырнул
радиокомментатор Дэбби Рейнолдс, который сообщил, что в Ски-Тауне становится
темно, но небо слишком облачно со стороны Нью-Гэмпшира, чтобы хорошо видеть
затмение. На улицах полно обывателей, которые разочарованно пялятся в темных
очках на небо.
– Мы не разочарованные обыватели, правда, папа?
– Нисколько, – согласился он и снова задвигался под ней, –
мы вообще самые счастливые люди на свете.
Джесси снова посмотрела на солнце, забыв обо всем, кроме
маленького кружочка, на который она могла теперь смотреть, не суживая глаз и
безо всяких очков. Теперь слева возникла яркая кромка света; казалось, вся
поверхность коробки с рефлектором осветилась.
– Смотри на озеро, Джесси!
Она посмотрела, и ее глаза за стеклами очков расширились.
Сосредоточив все внимание на солнце, она пропустила то, что происходит вокруг.
Лесные дали и бирюза озера потускнели и стали похожими на старинную акварель.
Неожиданные сумерки, волнуя и одновременно пугая десятилетнюю девочку, ползли
по озеру Дарк-Скор. Где-то в лесу тревожно прокричала сова, и Джесси
почувствовала внезапную дрожь, которая прошла по телу. По радио Марвин Гэй
снова начал петь: «О, слушайте, слушайте все, особенно вы, девочки, разве
справедливо, что ты дома в одиночестве, а любимая далеко?» Сова еще раз гулко
крикнула в лесу. Джесси встрепенулась от этого резкого, неприятного звука. Том
обнял ее, и Джесси благодарно прижалась к нему.
– Как страшно! Мне страшно, пап…
– Это скоро кончится, дорогая, а другого затмения ты можешь
и не увидеть. Поэтому постарайся не пугаться и получить удовольствие сейчас.
Она посмотрела в коробку. Там ничего не было.
– Папа? Пап, оно ушло. Могу я…
– Да, вот теперь в самый раз, но когда я скажу: довольно,
значит, довольно. Никаких споров, понятно?
Естественно, понятно. Она нашла, что эта идея о сожженной
сетчатке или роговице – когда сначала ты не подозреваешь, что она горит, а
потом уже слишком поздно, – гораздо страшнее даже этой совы в лесу. И все-таки
ей хотелось каким-либо образом увенчать это событие именно сейчас, когда оно,
вот сейчас, происходит…
«Но я верю, – тянул Марвин страстно, – да, я знаю.., что
именно так надо любить женщину…» Том дал ей щипцы, а затем три разных кусочка
стекла. Он учащенно дышал, и Джесси вдруг почувствовала, что ей его жалко.
Затмение и его напугало, но он был взрослый мужчина и не должен был показывать
это. Взрослые слишком часто грустят и не умеют радоваться. Она хотела
обернуться, чтобы утешить его, но подумала, что это только ухудшит дело. Он
почувствует себя неловко или, наоборот, высмеет ее. А она больше всего не
любила, когда над ней смеются. Так что она, продолжая держать кусочки дымчатого
стекла прямо перед собой, оторвала взгляд от коробки и посмотрела сквозь них.
«Теперь вы согласитесь, ребята, – пел Марвин, – все это
устроено слабовато. Так дайте же мне услышать вас!..» То, что Джесси увидела
через очки и закопченные стекла…
Глава 17
В этот момент Джесси, прикованная наручниками к кровати в
коттедже на северном берегу озера Кашвакамак, та Джесси, которой уже не десять,
а тридцать девять, поняла две вещи: она не спала, и день затмения был не во
сне: просто она снова проживала его. Ей хотелось бы, чтобы это был сон, как сон
о дне рождения Уилла, где оказались люди, которые либо умерли, либо находились
совсем в другом месте. Но нет, это была действительность, окрашенная в мрачные
цвета вселенской катастрофы. Сначала затмение, потом отец…
«Хватит, – решила Джесси. – Больше ни слова, я запрещаю все
это».
Она сделала судорожную попытку вырваться из сна, или
воспоминания, или что бы это ни было. Ее тело бессильно дернулось и замерло в
приступе боли; цепочки наручников звякнули. Ей нужно во что бы то ни стало
освободиться, потому что следующей ночной встречи с призраком в углу ее
рассудок не выдержит.
Она откинулась на подушку, ее руки были жертвенно разведены
в стороны, лицо бледно и сосредоточенно.
«Особенно вы, девочки, – прошептала она в темноту, –
особенно вы…» Сил не было. Она погружалась в сон, и день солнечного затмения
снова позвал ее.
Глава 18
То, что Джесси увидела через очки и закопченные стекла, было
настолько странно и удивительно, что сначала она не поверила. В дневном небе
был широкий красочный ореол.
«Я разговариваю во сне, потому что я не видел мою милую
целую неделю…» Именно в этот момент она почувствовала руку отца на правом
соске. Пальцы осторожно потрогали его, потом скользнули к левому и снова
вернулись направо. Как будто он производил сравнение размеров. Теперь он дышал
тяжело и прерывисто у самого ее уха, и она снова ощутила этот твердый предмет
под собой.
«Мне нужен свидетель! – выкрикивал ловец душ Марвин Гэй. –
Свидетель! Свидетель!»
– Папа! Что с тобой?
Она снова ощутила осторожное прикосновение его пальцев к
своей груди – наслаждение и боль, – но на этот раз их сопровождали тревога и
стыд.
– Все хорошо, – ответил он, но его голос звучал как чужой, –
все хорошо, только не оглядывайся.
Он повернулся, и рука, которая трогала грудь, ушла куда-то,
а та, которая была на ее бедре, двинулась дальше, под подол ее летнего платья.
– Папа, что ты делаешь?
