«Ты уже мыслишь как преступница, – произнес голос, который
позже будет принадлежать Хорошей Жене. – Потом сможешь все обдумать, а сейчас
нужно закончить это маленькое дело!» Хорошо. Джесси снова нервно разгладила
волосы, хотя они были уже в относительном порядке. Если мать спросит, откуда
взялись мокрые трусики, она ответит, что было жарко и она искупалась в них, а
летом на озере это естественно.
«Тогда, чушка, позаботься о том, чтобы и майка была мокрой,
поняла?» «Конечно, – согласилась она, – хорошая мысль».
Она надела халат, висевший на двери ванной, и вернулась в
комнату, чтобы взять майку, которая была на ней утром, когда ее мама, сестра и
брат уезжали.., тысячу лет тому назад. Она опустилась на колени и стала искать
под кроватью.
«Другая женщина тоже что-то ищет, – заметил голос. – и у нее
в ноздрях тот же запах. Запах, похожий на запах меди и устриц».
Джесси слышала и не слышала. Ее внимание было сосредоточено
на поисках майки. Она нашла ее вместе с шортами под кроватью.
«Он из колодца, – продолжал голос, – запах доносится из
колодца…» «Да-да, – подумала Джесси, хватая одежду и возвращаясь в ванную. – Из
колодца донесется.., прямо стихи, да и только».
"Она столкнула его в колодец, – сказал голос, и это она
наконец услышала. Джесси остановилась, как громом пораженная, с широко
расширенными зрачками в дверях ванной. Теперь она была испугана как-то
совершенно иначе, смертельно испугана. Она осознала, что этот голос не был
похож на остальные: такие голоса далеких радиостанций она ловила ночью по
приемнику при хорошей погоде, и казалось, что они долетают с другой планеты.
«Не так далеко, Джесси: та женщина тоже на тропе затмения».
Одним духом она убежала по лестнице на второй этаж. Она
видела кусты смородины без признаков тени под потемневшим от затмения небом: ее
преследовал отчетливый запах морской соли. Джесси увидела загорелую женщину в
простом платье с выгоревшими волосами, собранными в пучок. Она стояла на
коленях перед рассыпавшимися щепками; рядом лежала белая ткань. Джесси была
уверена, что она оступилась.
– Кто вы? – спросила она женщину, но та исчезла.., если
вообще тут когда-либо появлялась.
Джесси оглянулась, чтобы убедиться, что загорелой женщины
нет сзади; ее там не было. Джесси была одна.
Она перевела взгляд на свои руки и увидела, что они покрыты
гусиной кожей.
«Не надо было терять головы, – прошептал голос, который
потом будет принадлежать Хорошей Жене Бюлингейм, – ты вела себя ужасно, ужасно
и теперь будешь расплачиваться за то, что потеряла голову».
«Я не потеряла. – ответила Джесси. Она посмотрела на свое
бледное, безжизненное лицо в зеркале ванной. – Нет!» Она стояла минуту в
напряжении, как вкопанная, ожидая услышать голоса или увидеть эту женщину,
которая оступилась, рассыпав охапку щепок по земле, но ничего больше не
услышала и не увидела. Этот страшный некто, который сказал ей, что какая-то она
толкнула кого-то его в какой-то там колодец, тоже, видимо, исчез.
«Очнись, милая, – посоветовал голос, который в будущем
окажется голосом Рут, и Джесси ясно осознала, что голос советовал ей идти. – У
тебя в голове сегодня сумбур. Я не стала бы думать ни о чем, вот и все».
Это был очень нужный совет. Джесси быстро сунула майку под
кран, намочила ее, отжала, потом ступила под душ и обдалась водой. Наскоро
вытеревшись, быстро вышла из ванной. Обычно она не надевала халат, чтобы
пробежать в комнату, но теперь запахнула его, не застегивая.
Она замедлила шаг в дверях, закусив губу и прося Всевышнего,
чтобы эти смутные голоса не вернулись. Чтобы у нее снова не возникло этих
образов или галлюцинаций. Все было пока спокойно. Она сбросила халат на кровать
и достала свежие шорты и майку из шкафа.
«У нее тот же самый запах, – подумала она. – Кто бы ни была
эта женщина, у нее тот же запах, идущий из колодца, куда она столкнула мужчину,
и это все от затмения. Я увере…» Она повернулась со свежей майкой в руке и
остановилась. Отец стоял в дверях, глядя на нее.
Глава 19
Джесси проснулась при бледном свете зари; в ее сознании еще
маячил образ женщины с волосами, собранными в обычный пучок, как это делают
крестьянки, женщины, споткнувшейся у кустов смородины и растерянно глядевшей на
рассыпанные щепки. То ли во сне, то ли наяву стоял тот же ужасный запах. Джесси
не вспоминала об этой женщине уже давно, и теперь, вынырнув из своих
переживаний почти тридцатилетней давности, она подумала, что ей сегодня дано
сверхъестественное видение событий того дня.
Сейчас все это не имело значения – ни то, что случилось с
ней на веранде, ни случившееся позже, когда она обернулась и увидела отца,
стоящего в дверях спальни. Все это произошло очень давно, а вот сегодня…
Она лежала на подушке и смотрела на свои скованные руки. Она
чувствовала себя такой же бессильной и беспомощной, как муха в паутине, до
которой уже добрался паук, и она ничего не хотела – только снова заснуть,
заснуть навсегда и без снов.
Но такого счастья она не заслужила.
Где-то рядом с ней раздавалось жужжание. Ее первая мысль
была о будильнике. Вторая, после двух или трех минут настороженного вслушивания
с широко раскрытыми от страха глазами, – сработал детектор дыма. Эта вновь
пробудило в ней надежду, что помогло окончательно проснуться. Нет, это не
будильник и не детектор дыма, этот звук больше похож на.., этих…
«Это мухи, милая, и ничего больше, – раздался голос, который
не шутил, только теперь он звучал устало и безнадежно. – Осенние мухи, которым
ничего уже не светило, кроме зимней спячки, а теперь они получили неожиданный
подарок в виде бывшего Джералда Бюлингейма, в прошлом адвоката и любителя
наручников».
– Господи, когда же кончится этот кошмар, – пробормотала
Джесси. Она с трудом узнала свой голос.
Джесси посмотрела на правую руку, перевела взгляд на плечо
(которое она чувствовала), а затем на левую руку. С внезапным ужасом она
поняла, что смотрит на свои руки теперь совершенно иначе – как на мебель,
выставленную в витрине магазина. Казалось, что они не имеют ничего общего с
Джесси Мэхаут Бюлингейм, и в этом, в сущности, не было ничего странного: она
совершенно их не чувствовала. Ощущения появлялись ближе к плечам.
Джесси попыталась подтянуться в постели повыше и обнаружила,
что атрофия рук зашла дальше, чем она предполагала: они не только отказывались
подтянуть ее, но и сами не шевелились. Они совершенно игнорировали все приказы
ее разума. Она взглянула еще раз на свои руки, и теперь они уже не показались
ей мебелью. Теперь они казались безжизненными кусками мяса, которые висят на
крючьях в магазине. Это вызвало у нее пронзительный вопль отчаяния.
