"Да, ваша честь, да.
Да, да, да, сэр".
Пока Джералд раздвигал ее ноги, Джесси слушала, как она
объясняет судье, похожему на Харри Ризнера, как они начали с шелковых шарфов и
как она позволила, чтобы игра продолжалась. И дальше пошли в ход веревки, а за
ними и наручники, хотя она быстро устала ото всей этой дребедени.
Ей это стало противно. Противно? Так противно, что она
позволила Джералду прокатить себя 83 мили от Портленда до озера в октябрьский
выходной? Так противно, что она снова позволила ему привязать себя, как собаку?
Так противно, что она оставила на себе только прозрачные нейлоновые трусики?
Ну как же судья всему этому поверит и ощутит к ней глубокую
симпатию! Разумеется, поверит. Она явственно видела себя на скамье для
свидетелей и слышала показания: "Вот, так я и лежала, в наручниках,
прикованная к спинке кровати, и на мне не было ничего, кроме кое-какого белья с
Виктория-стрит и улыбки, однако в последний момент я изменила свое отношение ко
всему этому. И Джералд знал об этом, значит, это изнасилование.
Да, сэр, именно так. Спасибо, ваша честь".
Она вынырнула из этой красочной фантазии, чтобы увидеть
Джералда, склонившегося над ее трусиками. Он скрючился на коленях между ее ног
с таким глубокомысленным выражением лица, словно собирался сдавать выпускной
экзамен, а не взять силой жену. Струйка белой слюны сползла с его нижней губы.
«Дай ему это сделать, Джесси. Дай ему опорожниться. Это
штука бурлит там у него и не дает ему покоя, ты же знаешь. Она всех их делает
безумными. Когда он освободится от своего груза, ты снова сможешь говорить с
ним. Ты сможешь установить с ним какие-то отношения. Так что не устраивай шума
– просто лежи и жди, пока он кончит».
Хороший совет, и она бы последовала ему, если бы не эта
новая сила, которая появилась в ней… Этот безымянный пришелец однозначно
заключил, что обычный советчик Джесси – она привыкла называть его Хорошей Женой
– на самом деле просто поганый слизняк. Джесси позволила бы ситуации
развиваться, как обычно, однако тут случились сразу две вещи. Во-первых, она осознала,
что, хотя запястья прикованы к спинке кровати, ее ноги свободны. Во-вторых, в
тот момент, когда она поняла это, слюна упала с его подбородка и попала в ее
пупок. Это было какое-то знакомое состояние, она испытала ощущение deja vu.
Комната вдруг словно потемнела, будто свет стал проникать сквозь дымчатое
стекло.
«Это его дрянь, – подумала она, хотя понятно было, что это
не так, – его дрянная слизь…» Ее реакция была направлена не столько против
Джералда, сколько против отвращения, которое закипело в глубине ее рассудка. В
сущности, она не собиралась что-то предпринимать осознанно, просто действовала
инстинктивно, как женщина, со страхом и гадливостью ощутившая, что в ее волосах
запуталась летучая мышь.
Она подобрала свои ноги – при этом правое колено чуть не
задело его опускающийся все ниже подбородок – и затем с силой выпрямила их.
Правая ступня ударила его в живот. Пятка левой ноги попала прямо в его мошонку.
Джералд откинулся назад, а его рука метнулась вниз. Он
задрал голову вверх, к белому потолку, на котором гасли последние отсветы
заката, и издал высокий, рваный вопль. В этот же момент закричала гагара на
озере, создав нежданный контрапункт; для Джесси это прозвучало как издевка
одного мужика над другим.
В его глазах теперь не было блеска. Они были широко
раскрыты, голубые, как чистое небо в окне (а воображаемая картинка этого неба
над пустынным осенним озером просто заворожила ее, когда Джералд позвонил из
конторы и сказал, что у него отменена деловая встреча, и спросил, не хочет ли
она съездить на природу хоть на денек, а может, и переночевать там), и в его
зрачках утвердилось выражение агонии, которое заставило ее в испуге закрыть
глаза. Жилы надулись на его шее. «Я их не видела с того дождливого лета, когда
он бросил садоводство», – подумала Джесси.
Стон постепенно замирал. Казалось, некто с пультом
управления Джералдом в руке медленно убавляет звук. На самом деле все было
проще: стон длился почти тридцать секунд, и ему просто не хватило воздуха.
Розовые пятна на его щеках и лбу теперь стали почти буро-красными.
«Господи, что ты сделала! – раздался обморочный голос
Хорошей Жены. – Что ты сделала!» «У-ух, черт, вот это ударчик, н-да!» –
произнес новый голос.
«Ты же ударила своего мужа в пах! – вопила Хорошая Жена. –
Господи, разве можно так поступать?! И как ты можешь еще шутить по этому
поводу!» Она знала (или полагала, что знает) ответ на последний вопрос. Она
поступила так, потому что ее муж собирался совершить насилие, а потом
представить это как непонимание между двумя сексуальными партнерами в
гармоничном браке, которые просто играли в обычную эротическую игру. «Ну, это
просто такая игра, – скажет он после и пожмет плечами, – и виновата игра, а не
я. Нам не обязательно играть в нее снова, Джесс, если ты не хочешь».
При этом он, естественно, понимает, что она уже ни за что на
свете не подставит снова запястья для наручников. Нет, это был тот случай,
когда семь бед – один ответ, Джералд это знает и теперь старается выжать из
ситуации все возможное.
Мгла, сгустившаяся в комнате, теперь стала всеохватывающей,
а этого она и боялась. Джералд все еще беззвучно стонал – во всяком случае, она
ничего не слышала. Кровь так прилила к лицу, что местами оно казалось совсем
темным, как у негра. Джесси видела большую вену – или это была сонная артерия,
черт его знает, в таком положении не до деталей, – она бешено пульсировала под
бритой кожей шеи. Вена или артерия, но она, казалось, готова была лопнуть, и
липкая волна страха охватила Джесси.
– Джералд?.. – Ее голос прозвучал неуверенно и виновато, это
был голос девочки, которая разбила дорогую вещь на вечеринке у подруги. –
Джералд, что с тобой?
Это был, конечно, глупый вопрос, ужасно глупый, однако
задать его было как-то проще, чем те вопросы, которые один за другим возникали
в ее уме: «Джералд, тебе больно? Джералд, ты не умрешь?» «Конечно, он не умрет,
– нервно отозвалась Хорошая Жена. – Ты ударила его очень больно, теперь ты
должна раскаяться и поскорее помочь ему. А он не умрет, тут никто не умрет».
Джералд продолжал судорожно хватать ртом воздух и не ответил
на ее вопрос. Одна его рука лежала на животе, другая бродила в пораженном паху.
Наконец обе они поднялись: они напоминали умирающего лебедя. Джесси увидела
голую ногу – свою голую ногу – и алое пятно на фоне бледно-розового живота
мужа.
Он силился вдохнуть, как бы пытаясь обрести дыхание, а она
ощущала миазмы, похожие на запах гнилого лука.
«Это что, предельное дыхание? – думала она. – Так, кажется,
учили в школе на уроках биологии?.. Да, по-моему, так. Такое бывает при шоке и
у утопающих. Выдохнув, падаешь в обморок или…»
