Время шло, принцесса неторопливо перелистывала страницы, кидая в рот маленькие орешки фирхью, и изредка бросала взгляд на часы. Принц все не появлялся. Минуло три часа. Окончательно потеряв остатки терпения, Элия с силой захлопнула третью дочитанную книгу и, наплевав на правила приличия, включила заклинание наблюдения за покоями кузена.
Этот придурок, по недоразумению именуемый великим защитником Лоуленда, с каменной физиономией сидел, скрестив ноги, на ковре в комнате отдыха. Перед принцем на маленьком столике, больше похожем на табуретку-мутанта, стояла какая-то штуковина совершенно безумной формы, из которой курился легкий дымок. Нрэн ловил его ноздрями и сосредоточенно перебирал крупные янтарные четки.
Почему-то богине пришла в голову неожиданная в своей абсурдности мысль: Нрэн вовсе не собирается сегодня наносить визит любимой кузине. Разом вспыхнули вся накопившаяся злость, досада, разочарование и, переплавившись в тигле оскорбленного самолюбия, родился неистовый божественный гнев.
Уже не в силах разумно и спокойно рассуждать, принцесса телепортировалась в комнату кузена и, яростно прошипев сквозь зубы: «Скотина!» – принялась хлестать по щекам несчастного воителя.
Бог, нервно вздрогнув при появлении Элии, больше не шевелился, принимая удары, как страстные поцелуи, и даже не думал уклоняться от них. Принц лишь потупил взор, чтобы не видеть кузину в столь волнующем одеянии.
– Прости меня за недостойное поведение, сестра, – выдавил наконец из себя воитель заранее приготовленную и тысячу раз повторенную мысленно фразу, единственное, что был в состоянии вымолвить. – Прости за нанесенное тебе оскорбление.
– Нрэн, ты – идиот! – разом остыв, горько бросила богиня и, прекратив «избиение младенцев», перенеслась в свои комнаты.
«Ну что ж, сегодня твоя взяла, но не жди, что я оставлю тебя в покое, монах недоделанный, – твердо решила про себя принцесса. – В следующий раз, мой скромник, я расставлю тебе такую ловушку, из которой не будет выхода».
Опустившись в кресло, Элия выпила немного вина, глубоко вздохнула, и ее мысли снова стали тихи и спокойны, как зеркальная гладь большого озера в безветренный день. Задумчиво постукивая пальчиками по подлокотнику, богиня слегка улыбнулась и констатировала: «Пусть Нрэн не придет, но не пропадать же зря такой дивной ночи и всем моим стараниям!» Сверившись с огромной ментальной картотекой, богиня сделала выбор и сплела заклинание визуальной связи.
– Дарис, ты сегодня не на посту? – промурлыкала принцесса, когда чары нашли заданную персону.
– Нет, моя богиня, я полностью в твоем распоряжении, если только ты пожелаешь, – слегка склонил голову бывший альвионский воин, а ныне начальник охраны Лоулендского замка.
За спиной мужчины виднелся ночной город. Скорее всего, Дарис решил воспользоваться свободной праздничной ночью, чтобы совершить прогулку.
– Хочешь навестить меня? – улыбнулась богиня и подняла руку к длинному кружевному воротнику пеньюара, намекая на характер визита.
– С радостью, – пылко ответил воин.
Элия перенесла его в свои покои. Окинув беглым взглядом наполовину сгоревшие ароматные свечи, сервированный столик, разобранную постель, Дарис мельком подумал: «Интересно, какой же дурак не откликнулся сегодня на твой зов, моя прекрасная богиня? Но как бы то ни было, я бесконечно благодарен ему, не ведающему, какого счастья лишился».
Опустившись на одно колено перед принцессой, воин принялся осыпать жаркими поцелуями ее руки…
Излив свой гнев, Элия исчезла, и Нрэн снова погрузился в жестокую бездну умопомрачительных терзаний. Огнем горели исхлестанные Элией щеки, кое-где их бороздили уже подживающие царапины, оставленные длинными острыми ноготками богини.
«Какая я скотина, похотливая тварь, – клял себя бог, нервно теребя четки и стараясь не обращать внимания на этот будоражащий чувства огонь. – Бедная Элия, я так оскорбил ее сегодня. Нет мне прощения, я воспользовался своей силой, чтобы принудить свою кузину к…» – даже мысленно Нрэн не посмел закончить фразу, но так разнервничался, что дернул жесткую нить, на которую были нанизаны бусины четок. Она порвалась, и янтарные шарики немедленно раскатились по всему ковру.
Бог не заметил совершенного акта вандализма, он продолжал клясть себя: «Я, наверное, сделал ей больно, так обидел, что она до сих пор не может прийти в себя. Дуболом, солдафон, негодяй, мне нельзя даже приближаться к ней. Может, уйти в миры, не дожидаясь конца праздников? Нарушить обычай? Нельзя, нельзя. Я не хочу уходить. Как я малодушен!!! Дурак, дурак, похоть настолько замутила мой рассудок, что я уже слышу то, что хочу услышать. Как она могла пригласить меня к себе после того, что случилось? Безумный дурак! Простит ли она когда-нибудь? Нет, я недостоин прощения, гадкий, похотливый червяк!»
Воин на несколько секунд прервал свои муки, чтобы налить крепчайшего черного чая из пузатого фарфорового чайника, принесенного неприметным слугой. Сделав несколько глотков, принц вновь вернулся к процессу самобичевания.
«Я негодяй, мерзавец, скотина…» – снова обреченно подумал бог, углубляясь в подробное перечисление собственных мнимых и действительных недостатков.
Но в его терзания почему-то поминутно врывались дивные образы-воспоминания о нежных, как шелк, темно-медовых волосах, запахе роз, персика и ветра, манящих сладких губах, шелковистой коже прекрасной кузины. За это Нрэн ненавидел себя еще сильнее, но ничего не мог поделать с отравляющими всю процедуру самоистязания блаженными мыслями.
Цветное чудо фейерверка произвело неизгладимое впечатление на маленькую принцессу, восторгу девочки не было предела, она готова была любоваться яркими картинками в небе всю ночь напролет. Но всему, даже самому интересному и хорошему, впрочем, как и самому плохому, рано или поздно приходит конец. Фейерверк завершился какой-то странной вспышкой алого пламени в садах, и бдительная нянюшка потащила свою подопечную в спальню.
От переизбытка впечатлений девочка никак не могла успокоиться, не помог даже стакан теплого молока с медом. Бэль вертелась вьюном по кровати, поминутно громко вспоминала дивные картинки из цветных огоньков и требовала рассказать ей сказку о жар-птице. Эта небесная картинка произвела на малышку особенно сильное впечатление.
Несчастная старушка, у которой слипались глаза, клевала носом в кресле, у изголовья кровати непоседливой принцессы, но продолжала привычно бормотать старую сказку:
– …Король пожелал королеве прекрасной ночи, и женщина легла в кровать. А когда она заснула, прилетела волшебная жар-птица, самая красивая птица на свете. Каждое ее перо сияло, как радуга после дождя, только еще ярче. Она тихонько, совсем неслышно коснулась крылом окна. Окошечко открылось, и жар-птица влетела в комнату, держа в клюве семечко. Это семечко она уронила на кровать, где спала королева, и вылетела в окошко. А семечко начало расти. Утром люди проснулись и увидели, что на кровати рядом с женщиной лежит хорошенькая маленькая девочка – ее ребеночек…
