– Какая разница.
Я вспоминаю фотографию девушки с открытой жизнерадостной улыбкой. Все эти годы она провела здесь. Интересно, ее с детства приучали к мысли, что она выйдет замуж за Линдена? Или все-таки было время, когда ей этого совсем не хотелось? Открываю было рот, чтобы спросить, но она, к тому времени уже сидя в кровати, меня опережает:
– Ты снова увидишь мир за стенами этого дома. Я знаю. Он полюбит тебя. Если ты хоть на минуту меня послушаешь, то поймешь, что после моей смерти станешь его любимицей. – Как спокойно она говорит о том, что скоро умрет. – Он отвезет тебя куда угодно, стоит только попросить.
– Куда угодно, – отвечаю я, – только не домой.
Она мне улыбается и приглашающе похлопывает ладонью по матрасу. Сажусь рядом с ней. Привстав позади меня на колени, Роуз принимается заплетать мои волосы.
– Твой дом теперь здесь. Чем больше ты сопротивляешься, – объясняет она и для пущей убедительности слегка дергает меня за косу, – тем плотнее захлопывается ловушка. Готово.
Подхватив свисающую со спинки кровати ленту, она скрепляет ею конец косы. Медленно вернувшись на свое место, она заглядывает мне в лицо.
– Тебе хорошо с убранными волосами, – говорит она, откинув прядь с моего лба. – Скулы – просто загляденье.
Скулы у меня высокие, как у нее. Мы вообще очень похожи: обе блондинки с копной вьющихся волос, упрямым подбородком и ясными глазами. Единственное, чего ей не хватает, – это гетерохромных глаз. Есть и еще одно, более важное отличие. Она смогла принять эту жизнь, полюбить нашего мужа. Я же готова на все, лишь бы выбраться отсюда.
В тот день о побеге больше ни слова. Из всех жен Роуз общается только со мной, другие с ней за все это время даже ни разу не поговорили. Дженна – молчунья, зато Сесилия постоянно интересуется, с чего это я так подружилась с умирающей женой Линдена.
– Она скоро умрет, и он сможет уделять нам больше времени, – воодушевленно повторяет она.
Мне тошно от того, как мало для нее значит жизнь Роуз. Хотя чем ее слова хуже того, что сказал мой брат о ребенке, который до смерти замерз на крыльце нашего дома прошлой зимой?
Когда я его нашла, чуть не расплакалась. Но брат предложил не трогать лучше тело, пусть служит предупреждением для всех, кто подумывает влезть к нам в дом.
– Мы здорово потрудились над замками. Они скорее умрут, чем смогут их взломать, – сказал он.
Надо. Приходится. То был очередной случай из этой категории. Много позже, когда я предложила похоронить тело – девочку в поношенном клетчатом пальтишке, – он попросил моей помощи, чтобы дотащить труп до мусорного контейнера неподалеку.
– Плохо, что ты такая чувствительная, – сказал он. – Это прям как мишень у тебя на спине.
А если здесь другой случай, Роуэн? Вдруг в этот раз моя чувствительность сыграет мне добрую службу. Мы с Роуз не можем наговориться. Мне нравится беседовать с ней, и я уж постараюсь не упустить возможности узнать о Линдене побольше и понять, как привлечь его внимание.
Но проходят дни, за днями недели, и я понимаю, что мы стали по-настоящему близки. Да уж, угораздило меня. Подружилась с умирающей! Пусть так, мне нравится с ней разговаривать. Она рассказывает мне о своих родителях, они были из первого поколения и погибли в результате какого-то несчастного случая в дни ее совсем ранней юности. Они дружили с отцом Линдена, так она и попала в этот дом, стала невестой.
Она рассказывает мне о матери Линдена, молодой жене Распорядителя Вона во втором его браке. Она умерла при родах Линдена. Вон с самого начала был так поглощен своими исследованиями, настолько одержим идеей спасти сына, что больше не женился. Роуз говорит, что если бы он не был талантливым врачом, так увлеченным своей работой, то стал бы предметом всеобщих насмешек. Он один из ведущих генетиков штата, владелец успешной клиники в городе. Она рассказывает, что до Линдена у Вона был еще один сын. Он прожил двадцать пять лет, умер, и его кремировали еще до того, как родился Линден.
Вот, думаю я, что роднит меня с мужем. До того, как у родителей появились мы с братом, у них было еще двое близнецов. Они родились слепыми, с плохо сформированными конечностями. Близнецы так и не научились говорить и дожили только до пяти лет. Подобные отклонения среди потомства генетически безупречного первого поколения большая редкость, но иногда случаются. Их называют деформациями. Видимо, мои родители не в состоянии были произвести на свет детей без генетических странностей. Хотя мне стоит поблагодарить их за гетерохромию. Не исключено, что как раз она и уберегла меня от выстрела в голову в темноте того фургона.
Мы с Роуз обсуждаем и приятные вещи, цветущую сакуру, к примеру. Я уже настолько доверяю Роуз, что рассказываю об отцовском атласе и о том, как переживала из-за того, что не застала мир в его лучшую пору. Заплетая мне косы, Роуз говорит, что если бы она могла выбирать, где жить, то поехала бы в Индию. Она бы носила сари, расписывала все тело хной и, может, даже проехалась по улицам города верхом на слоне, обвешанном драгоценностями.
Я крашу ей ногти в розовый цвет, а она лепит на мой лоб наклейки со стразами и камешками.
Однажды днем, когда мы уютно лежим рядышком на кровати и объедаемся разноцветными леденцами, я не выдерживаю:
– Роуз, как ты все это терпишь?
Она поворачивает голову на подушке и смотрит на меня. Язык у нее темно-красного цвета.
– Что?
– Тебя совсем не волнует, что он женился еще раз, прямо на твоих глазах?
Ее губы раздвигаются в улыбке. Она задумчиво смотрит в потолок, вертя в пальцах фантик.
– Это была моя идея. Я убедила его, что будет лучше, если новые жены привыкнут к дому заранее. – Она зевает и прикрывает глаза. – Вдобавок в обществе его уже начали поддразнивать. У большинства Комендантов от трех до семи жен, по одной на каждый день недели. – Эта мысль кажется ей такой забавной, что она начинает смеяться, но смех тут же переходит в приступ кашля. – Но Линден другой. Распорядитель Вон несколько лет уговаривал его жениться. Все без толку. И вот он наконец согласился, но при условии, что сам сможет выбрать себе невест. Со мной у него выбора не было.
Все это она говорит спокойно, ни на секунду не теряя на удивление безмятежного выражения лица. Меня беспокоит, что я стала ее любимицей только из-за светлых волос, благодаря своему отдаленному с ней сходству. Она замечательная девушка, умная и хорошо начитанная. Неужели она еще не поняла, что я никогда не полюблю Линдена и он наверняка не станет любовью всей моей жизни, как это случилось с ней, а он, в свою очередь, никогда не полюбит меня так, как любит ее? Неужели она и впрямь не догадывается, что, несмотря на все ее старания подготовить меня, я никогда не займу ее место?
6
– Что-то хочется сыграть во что-нибудь, – заявляет Сесилия.
Дженна, не отрывая взгляда от своей книги, откликается:
