Когда Володя пришел в себя, солнце уже взошло. Боль пронизывала тело насквозь, а правая рука была полностью обездвижена. Чудо, что он вообще остался жив. Почему убийца не произвел контрольный выстрел? Должно быть, его что-то спугнуло. Знать бы что. Или лучше не знать — нервы целее будут. Да и не до того сейчас.
Закусив до крови губу, Володя медленно поднялся. Тело едва повиновалось. Осторожно расстегнув куртку, мужчина постарался оценить серьезность ситуации. Пуля вошла в плечо. К счастью, кровь за ночь остановилась, и теперь свитер прилип к ране образовавшейся буро-коричневой коркой. Это только в кино, сколько времени бы ни прошло, кровь всегда ярко-алая, в жизни все по-другому, не так эффектно и красиво, скорее страшно и мерзко. Володя стянул с шеи шарф и, морщась от боли, наложил вокруг раны тугую повязку, чтобы как можно меньше тревожить при движении, и медленно, то и дело оступаясь, побрел в направлении школы. Надо спешить. Его отсутствие не должны заметить. Вряд ли убийца разглядел его вчера, значит, нужно попытаться провести его. Никто не должен узнать ни о ночном отсутствии, ни о ране.
* * *
Они вошли в учительскую рука об руку. Виктор бережно вел свою спутницу, счастливый от вновь открывшейся ему тайны. Она казалась чудом — самым удивительным и прекрасным, — ведь что может сравниться с зарождением нового человека, тем более если…
— Что это вы так сияете? — спросил Павел, подозрительно покосившись на них.
— Ну что, скажем им? — Лена, ища одобрения, посмотрела на Виктора. Она словно изменилась под воздействием новости, стала мягче. Поляков чувствовал к ней небывалую нежность, ведь эта женщина — мать его детей.
Он кивнул, и Лена с улыбкой посмотрела на коллег.
— Мы с Виктором скоро станем мамой и папой, — сообщила она.
— Дважды. У нас близнецы! — торжественно закончил Виктор и вдруг споткнулся о взгляд Галины Васильевны. Она смотрела на них с Леной так, словно услышала нечто по-настоящему ужасное.
Все поспешили с поздравлениями, возбужденно загалдели. Все, кроме завхоза. Она стояла в стороне застывшая, словно окаменевшая.
— Галина Васильевна, что с вами, вам плохо? — спросил Виктор, когда наконец смог пробиться к ней.
— Нет… Все в порядке… Поздравляю… — пробормотала она потерянно.
Поляков нахмурился, но не успел расспросить ее, потому что дверь учительской распахнулась.
— К Юле Самойловой приехала мать, — сообщил молодой географ.
И тут уже Лена ощутимо побледнела.
— Должно быть, это из-за инцидента с пощечиной, — предположил Войтевич.
А Лена, поймав взгляд Виктора, кивком позвала его за собой.
Прозвенел звонок, и коридор быстро опустел. Разошлись по урокам учителя, а Виктор стоял, словно пораженный громом.
— Значит, Юля не ночевала в школе? — спросил он, словно не доверяя собственным ушам.
— Нет, — Лена виновато опустила глаза. — Но что мне было делать?.. Она шантажировала меня!
— А ты поддалась! — Поляков покачал головой. — Позволить ученице шантажировать себя… да это ни в какие ворота не лезет!
— А если бы она подала на меня жалобу? — возразила Лена.
— Да хоть сто жалоб! — резко обрубил он. — Или… Лена, ты ее все-таки ударила?..
— Нет, конечно, нет! — она умоляюще заглянула ему в глаза. — Но кто бы мне поверил? И что теперь делать? Что сказать ее матери?
— Правду!
— Я… я не смогу… — прошептала она, цепляясь за его рукав.
* * *
Новость сразила ее наповал. Чувствуя, что ноги едва держат ее, Галина Васильевна вышла из учительской, сама не зная, как прошла по коридору и очутилась на лестнице, где ее ждало новое испытание. Сергей Крылов собственной персоной.
Он стоял на площадке с букетом дурацких гвоздичек. «Уже знает», — стукнуло в голове. Неужели не боится? Неужели этот человек с каменным лицом не знает ни страха, ни жалости? Неужели это его она когда-то так безумно любила?..
Крылов, поймав ее взгляд, отвесил легкий полупоклон.
— Я вижу, ты уже в курсе, — сухо сказала Галина Сергеевна. Вид этого человека помог ей взять себя в руки. Злость порой тоже придает силы.
— Я вижу — ты тоже, — отозвался он, не отводя взгляда.
— И когда же ты ей расскажешь? — завхоз остановилась напротив мужчины, ради которого она когда-то погубила свою жизнь.
— Тебя не касается, — грубо ответил он.
— Она имеет право все знать, — настаивала Галина Васильевна, тяжело опираясь на скрипучие деревянные перила.
— Лена — моя дочь, — возразил он, — я не собираюсь ей ничего рассказывать. И ты не вмешивайся в дела моей семьи.
Он произнес эту фразу так, что в ней прозвучала угроза, а Галина Васильевна лучше многих знала, что Крылов не бросает слов на ветер.
Он ушел, а она осталась одна посреди холла… Нет, не одна… По лестнице тяжело поднимался Володя. Повар казался необычайно бледен, а над губой выступили бисеринки пота.
— Ты где это был? — накинулась на него завхоз, радуясь возможности немного разрядить нервное напряжение.
— Проспал… Будильник не сработал, — неубедительно пробормотал Володя.
— Еще раз проспишь — пеняй на себя, — предупредила она и стала спускаться по лестнице.
Володя смотрел на пол, где осталась дорожка из капелек крови. Хорошо, что Галина Васильевна не заметила. Надо будет стереть. Потом, когда все уладится.
Руку удалось перебинтовать, однако это не решило проблемы.
Заполняя кремом тарталетки, Володя все сильнее закусывал губу. Движения выходили неуклюжими. Вот и Маша обратила на это внимание.
— Что это с тобой сегодня? — спросила она, подходя ближе.
Он бросил осторожный взгляд в сторону других поваров. Похоже, все заняты своим делом.
— Млею от твоей красоты, — попытался привычно отшутиться Володя, но понял: Маша не поверила, а проследив за ее взглядом, и сам увидел на белой поварской куртке все ширящееся алое пятно.
Вершинина стояла перед ним, прижав руку ко рту, чтобы удержать невольный крик.
— Скоро вернусь, — бросил Володя и, сжав зубы, двинулся в свою комнату.
Едва преодолев последние метры, он закрыл дверь и в изнеможении прислонился к кровати. Повязка вся пропиталась кровью. Пытаясь отдышаться между приступами боли, вцепившейся в плечо не хуже бульдога, он вдруг увидел, как ручка двери поворачивается.
«Они. Вычислили-таки», — равнодушно промелькнуло в голове, и Володя левой рукой вынул из кармана пистолет, кривясь от боли, переложил его в правую руку и шагнул к двери, готовый продать свою жизнь как можно дороже.
* * *
