Марк смотрел на дома. Занавески почти везде были задернуты,
кое-где незашторенные окна глядели в пустые комнаты. Уж лучше честно закрытые,
подумалось Бену. А эти, казалось, смотрят на незваных гостей пустым неподвижным
взглядом умственно неполноценных.
— Они там, в домах, — с трудом проговорил Марк. — Вот в эту
минуту они там, в каждом доме. За занавесками. В кроватях, шкафах, подвалах.
Под полами. Прячутся.
— Не переживай так, — сказал Бен.
Оставшийся за спиной поселок ушел под уклон. Бен свернул на
Брукс-роуд, и они проехали мимо дома Марстена — ставни по-прежнему висели косо,
вместо газона — сложная путаница ведьминой травы и золотарника высотой до колен.
Вдруг Марк куда-то ткнул пальцем. Бен посмотрел туда: в
траве была вытоптана тропинка, вытоптана добела. Она пересекала газон от дороги
к крыльцу. Потом они миновали дом Марстена, и у Бена перестало щемить в груди.
Они не побоялись встретить самое худшее, и оно осталось позади.
Бен остановил машину в дальнем конце Бернс-роуд, неподалеку
от кладбища Хармони-Хилл, они вышли и углубились в лес. Под ногами громко, сухо
хрустел подлесок. Можжевеловые ягоды напитали воздух резким запахом джина, пели
поздние цикады. Бен с Марком вышли на маленький, похожий на холмик земляной
выступ, который смотрел вниз на лесную просеку, где в ветреной прохладе дня
мерцала линия электропередачи. Кое-где деревья уже начали менять цвет.
— Старики говорят, пожар начался здесь, — сказал Бен. —
Тогда, в пятьдесят первом. Дул западный ветер. Считается, что кто-то, может
быть, неаккуратно обошелся с сигаретой. Одна сигаретка! Огонь перебрался через
болота, и никто не мог его остановить!
Он вытащил из кармана пачку «Пэлл-Мэлл», задумчиво взглянул
на эмблему — «in hoc signo vinces» — сорвал целлофановый верх, закурил и
потушил спичку. Сигарета оказалась удивительно вкусной, хотя Бен не курил уже
много месяцев.
— Дома-то у них есть, — проговорил он, — но они могут их
лишиться. Многие погибнут… или, лучше сказать, будут уничтожены. Но не все.
Понимаешь?
— Да, — отозвался Марк.
— Умом они не блещут. Потеряв свои укрытия, перепрячутся
плохо. Тогда достаточно будет, если два человека обыщут самые очевидные места.
Может быть, к первому снегу этому придет конец. Может быть, конца этому не
будет никогда. Ни одно, ни другое гарантировать невозможно. Но если не... не
выкурить их, не испугать — шансы равны нулю.
— Да.
— Это будет неприятно и опасно.
— Я знаю.
— Но огонь, говорят, очищает, — задумчиво сказал Бен. —
Очищение чего-нибудь да стоит, как по-твоему?
— Да, — повторил Марк.
Бен поднялся.
— Надо возвращаться.
Он, бросил тлеющую сигарету в кучу сухих сучьев и ольховых
листьев. На зеленом фоне можжевельника на два или три фута поднялась узкая
белая ленточка дыма, и ветер разорвал ее в клочки. В двадцати футах от них, на
подветренной стороне, лежала здоровенная груда ветровала.
Не трогаясь с места, они зачарованно глядели на дым. Он стал
гуще. Появился язычок пламени. Занялись прутья, и из кучи сухих веток донеслось
негромкое постреливание.
— Сегодня вечером им не придется гонять овец и разгуливать
по фермам, — тихо сказал Бен. — Сегодня они станут беглецами. А завтра…
— Мы с вами, — сказал Марк, сжимая кулак. Бледность исчезла,
уступив место яркому румянцу. Глаза полыхали.
Они вернулись на дорогу и уехали.
На полянке, выходившей на линию электропередачи, в куче
хвороста все сильнее разгорался огонь, подгоняемый осенним западным ветром.
