— Ваш мальчик был когда-нибудь подвержен астматическим
приступам?
Мистер Глик, быстро помаргивая, затряс головой. Меньше, чем
за неделю, он состарился на добрых десять лет.
— И никакой ревматической лихорадки?
— У Дэнни? Нет… У Дэнни нет.
— А положительной туберкулиновой пробы у мальчика в прошлом
году не было?
— Туберкулиновой? У моего мальчика туберкулез?
— Мистер Глик, мы просто пытаемся выяснить…
— Мардж! Мардж! Иди-ка сюда!
Марджори Глик поднялась и медленно пошла по коридору в их
сторону. Лицо ее было бледным, волосы причесаны кое-как. Казалось, эту женщину
мучает приступ жестокой мигрени.
— Дэнни в этом году делали туберкулиновую пробу?
— Да, — невыразительно сказала она. — В начале учебного
года. Проба отрицательная.
Горби спросил:
— Он не кашляет по ночам?
— Нет.
— Жалобы на боль в груди или в суставах?
— Нет.
— Болезненное мочеиспускание?
— Нет.
— Какие-нибудь анормальные кровотечения? Из носа, стул с
кровью или, может, царапин и синяков больше обычного?
— Нет.
Горби улыбнулся и кивнул.
— Мы хотели бы еще подержать его тут, если можно. Для
обследования.
— Конечно, — сказал Тони. — Конечно. Мы состоим в «Синем
Кресте».
— У мальчика очень замедленные реакции, — сказал доктор. —
Мы сделаем рентген, костномозговую пробу, подсчитаем количество белых форменных
элементов…
Глаза Марджори Глик стали медленно расширяться.
— У Дэнни лейкемия? — прошептала она.
— Миссис Глик, вряд ли…
Но она лишилась чувств.
2
Бен Мирс был в рядах добровольцев Салимова Удела, которые
прочесывали кусты в поисках Ральфи Глика, и в награду за труды получил лишь
репьи, набившиеся за манжеты брюк, да обострение сенной лихорадки из-за
позднего цветения золотарника.
На третий день поисков Бен заглянул к Еве на кухню съесть
банку равиоли, чтобы потом рухнуть в постель — немного вздремнуть перед
работой. И обнаружил, что у плиты суетится Сьюзан Нортон — она готовила что-то
вроде овощного рагу с гамбургерами. Вокруг стола сидели только что вернувшиеся
с работы мужчины и, притворяясь, будто разговаривают, глазели на девушку — на
ней была подвязанная под грудью линялая ковбойка и обрезанные вельветовые
шорты. Ева Миллер гладила в закрытой нише за кухней.
— Эй, что это ты тут делаешь? — спросил Бен.
— Готовлю тебе приличный ужин, пока ты окончательно не сошел
на нет. — ответила Сьюзан, и за выступом стены всхрапнула от смеха Ева.
У Бена запылали уши.
— Готовит она и впрямь отменно, что да, то да, — сказал
Проныра. — Я-то знаю, все время смотрел.
— Попялься ты чуток подольше, зенки на лоб бы повылазили, —
объявил Гровер Веррилл и гадко хихикнул.
Сьюзан накрыла рагу крышкой, поставила в духовку, и они
вышли на заднее крыльцо подождать, пока будет готово. Садилось красное пылающее
солнце.
— Есть что-нибудь?
— Нет. Ничего. — Он вытащил из нагрудного кармана измятую
пачку сигарет и закурил.
— От тебя пахнет так, словно ты купался в «Старом лесовике»,
— сказала Сьюзан.
— Черта лысого помогло, — он вытянул руку и показал
несколько распухших укусов насекомых и полузаживших царапин. — Сукины дети
комары и проклятые колючие кусты.
— Как думаешь, что с ним случилось, Бен?
— Бог его знает, — он выдохнул дым. — Может, кто-нибудь
подкрался из-за спины старшего брата, хватил по голове мешочком с песком или
еще чем-то тяжелым, и уволок пацана.
— Ты думаешь, его нет в живых?
Бен взглянул на нее, чтобы увидеть, какой ответ она хочет
слышать: честный или обнадеживающий. Он взял девушку за руку и сплел пальцы со
своими.
— Да, — коротко ответил он. — Думаю, парнишка погиб. Никаких
неопровержимых доказательств пока нет, но я думаю так.
Сьюзан медленно покачала головой.
— Надеюсь, ты ошибаешься. Моя мама и еще кое-кто из дам
ходили сидеть с миссис Глик — она совершенно обезумела, и ее муж тоже. А второй
мальчик бродит по дому, как привидение.
— Угм, — сказал Бен.
Он смотрел наверх, на дом Марстена и, в общем-то, не слушал.
Ставни были закрыты: они откроются после наступления темноты. Ставни откроются,
когда стемнеет. От этой мысли, в которой было очень много от заклятия, Бен
ощутил нездоровый озноб.
— М-м? Извини, — он оглянулся на Сьюзан.
— Я сказала, папа хотел, чтобы ты зашел завтра вечером.
Сможешь?
— А ты будешь?
— Конечно, буду, — сказала она и посмотрела на него.
— Ладно. Хорошо. — Бену хотелось смотреть на девушку (в
лучах заходящего солнца она была прелестна), но его взгляд магнитом притягивал
дом Марстена.
— Притягивает, да? — спросила Сьюзан, и то, что она прочла
мысли Бена вплоть до метафоры, было почти сверхъестественным.
— Да. Притягивает.
— Бен, о чем твоя новая книга?
— Потом, — ответил он. — Дай ей время. Я расскажу тебе, как
только будет можно. Она… она должна разработаться.
В этот самый момент Сьюзан захотелось сказать «я люблю тебя»
— сказать с той легкостью и беззастенчивостью, с какими эта мысль поднялась к
поверхности сознания, но девушка прикусила язык. Ей не хотелось говорить об
этом, пока Бен смотрел… смотрел туда наверх.
Она поднялась.
— Пойду, гляну на рагу.
Когда Сьюзан оставила Бена, он курил и глядел наверх, на дом
Марстена.
3
Утром двадцать второго Лоренс Крокетт сидел у себя в
конторе, притворяясь, что читает почту понедельника, и глазея на прелести своей
секретарши, и тут зазвонил телефон. Крокетт думал о карьере, которую сделал в
Салимовом Уделе, о маленькой блестящей машине на подъездной дороге дома
Марстена и о сделках с Сатаной.
