— Это профессиональный интерес, констебль ?
— Не-а. Просто любопытно.
— Полное имя моего партнера — Курт Барлоу, — сказал
Стрейкер. — Мы работали вместе и в Лондоне, и в Гамбурге. Это, — он повел рукой
вокруг себя, — наш уход от дел. Скромно. И тем не менее, со вкусом. Мы ожидаем,
что заработаем только на прожитие, не более. И все-таки оба любим старые вещи…
отличные вещи… и надеемся приобрести репутацию в округе… может быть, даже во
всем вашем таком чудесном регионе Новая Англия. Как вы думаете, констебль, это
возможно?
— По мне, так все может быть, ответил Паркинс, озираясь в
поисках пепельницы. Ничего такого он не увидел и стряхнул пепел в карман плаща.
— Ну, все равно, надеюсь, вам повезет как нельзя лучше… Увидите мистера Барлоу,
скажите, что я постараюсь наведываться.
— Хорошо, — сказал Стрейкер. — Он получает огромное
удовольствие от общения.
— Отлично, — сказал Джиллеспи.
Он пошел к дверям, помедлил, оглянулся. Стрейкер пристально
смотрел на него.
— Кстати, как вам этот старый дом?
— Требуется очень много потрудиться, — отозвался Стрейкер. —
Но время у нас есть.
— Уж наверное, — согласился Паркинс. — Не думаю, чтоб вы
встречали тут поблизости молодняк.
— Молодняк? — брови Стрейкера сдвинулись.
— Ну, ребятишек, — терпеливо пояснил Паркинс. — Знаете, как
они иногда любят подразнить новеньких. Швыряют камнями, или звонят в звонок — и
деру… всякое такое.
— Нет, — сказал Стрейкер. — Никаких детей.
— Похоже, мы одного вроде как потеряли.
— Вот как?
— Да, — рассудительно произнес Паркинс. — Да, так. Теперь
думают, может, нам его уж и не найти. Живым.
— Какой позор, — отстраненно заметил Стрейкер.
— Вроде того. Ежели что увидите…
— Разумеется, я моментально сообщу вам в контору, — он снова
прохладно улыбнулся.
— Вот и хорошо, — сказал Паркинс. Он открыл дверь и смиренно
взглянул на проливной дождь. — Скажите мистеру Барлоу, что я смотрю в будущее.
— Конечно, констебль Джиллеспи. Чао.
Паркинс озадаченно оглянулся.
— Чава?
Улыбка Стрейкера стала шире.
— До свидания, констебль Джиллеспи. Это известное
итальянское выражение, и означает оно «до свидания».
— О? Ну, каждый день узнаешь что-нибудь новое, верно? Пока.
Он вышел под дождь и затворил за собой дверь.
— Мне-то оно неизвестное, не-ет.
Сигарета Паркинса намокла, и он ее выкинул.
Изнутри Стрейкер через витрину следил, как констебль уходит
по улице от магазина. Он больше не улыбался.
11
Добравшись до своего кабинета, Паркинс позвал:
— Нолли? Нолли, ты здесь?
Никакого ответа. Паркинс кивнул. Нолли был хорошим
парнишкой, только вот мозгов у него чуток не хватало. Он снял плащ, расстегнул
галоши, уселся за свой стол, отыскал в портлендской телефонной книге номер и
набрал его. Трубку на другом конце провода сняли после первого же гудка.
— Портленд, ФБР. Агент Хэнрахэн.
— Говорит Паркинс Джиллеспи, констебль населенного пункта
Иерусалимов Удел. У нас тут мальчик пропал…
— Так, понятно, — твердо сказал Хэнрахэн.
— Ральф Глик. Девять лет, четыре фута три дюйма, волосы
черные, глаза голубые.
— Что, рапорт о похищении?
— Вовсе нет. Можете кой-кого для меня проверить?
Хэнрахэн ответил утвердительно.
— Первый — Бенджамен Мирс. М-И-РС. Писатель. Написал книжку
под названием «Дочь Конвея». Два других вроде как в связке. Курт Барлоу.
Б-А-Р-Л-ОУ. А второй…
— Этот Курт пишется через «т» или через «д»? — спросил
Хэнрахэн.
— Не знаю.
— Ладно. Продолжайте.
Потея, Паркинс продолжил. Общение с настоящим законом всегда
заставляло его чувствовать себя идиотом:
— Второй — Ричард Трокетт Стрейкер. С двумя «т» на конце, а
Стрейкер — как слышится. Этот тип и Барлоу занимаются мебельным и антикварным
бизнесом. Только что открыли тут, в городе, магазинчик. Стрейкер утверждает,
что Барлоу на закупках в Нью-Йорке. И еще — что они вместе работали в Лондоне и
Гамбурге. По-моему, отличное прикрытие.
— Вы подозреваете этих людей по делу Глика?
— Покамест я не знаю, есть ли такое дело вообще. Но они
объявились в городе примерно в то самое время.
— Думаете, Мирс как-то связан с двумя другими?
Паркинс откинулся на спинку стула и одним глазом глянул в
окно.
— Это, — сказал он, — одна из тех вещей, которые я хотел бы
выяснить.
12
В ясные, прохладные дни телефонные провода издают странное
гудение, словно вибрируют от передающейся по ним болтовни. Этот звук — одинокий
голос, летящий в пространстве, — не спутать ни с чем. Зимние заморозки и
оттепели придали серым, занозистым телефонным столбам небрежный наклон и
сделали не такими деловитыми и вымуштрованными, как столбы, закрепленные
намертво цементом. Их основания черны от гудрона, если они стоят рядом с
мощеной дорогой, или припудрены пылью, если дорога эта — проселочная. На
поверхности столбов, там, где карабкались что-то исправить монтеры (в сорок
шестом, пятьдесят втором или шестьдесят девятом), видны старые, побитые ветром
и дождями метки от монтерских «кошек». Птицы — вороны, воробьи, скворцы,
малиновки — усаживаются на гудящие провода и сидят в нахохленном молчании,
возможно, слыша когтистыми лапками звуки чужой, человеческой, речи. Если так,
их глаза-бусинки ничем этого не выдают. Город чувствует ход времени, а не
истории, и, кажется, телефонным столбам это известно. Если положить на такой
столб ладонь, можно почувствовать дрожь от идущих в глубине древесины кабелей
(словно там заключены чьи-то души, которые отчаянно пытаются выбраться наружу).
— …и заплатил старой двадцаткой, Мэйбл, из тех больших.
Клайд сказал, он таких не видел с тех самых пор, как в тридцатом году дела вел
«Гэйтс Бэнк энд Траст». Он…
— …да, он действительно странный человек, Эвви. Я видела его
в бинокль, он катил по двору за домом тачку. Интересно, он там наверху один
или…
