Он съехал на другую полосу, сбавил скорость до допустимого
на автостраде минимума и начал выискивать что-нибудь, что дало бы толчок
воспоминаниям. Сначала ничего не попадалось, и он предостерег себя от почти
неминуемого разочарования. Тебе тогда было семь. А значит, вода утекала под
мост двадцать пять лет. Места меняются. Как люди.
В те дни четырехполосное шоссе 295 не существовало. Если вам
хотелось попасть из Удела в Портленд, вы ехали по дороге 12 в Фолмут, а потом
выбирались на дорогу. Да, жизнь на месте не стояла.
«Кончай пороть чушь».
Однако остановиться было трудно. Трудно останавливаться,
когда… Мимо Бена по полосе обгона проревел здоровенный мотоцикл с высоко поднятыми
рукоятками руля. За рулем сидел парнишка в футболке, на заднем сиденье —
девчонка в красном полотняном пиджаке и огромных солнечных очках с зеркальными
стеклами. Они вклинились перед Беном чуть быстрее, чем следовало, и он
отреагировал слишком бурно, обеими ногами надавив на тормоз, а обеими руками —
на клаксон. Мотоцикл рванул вперед, выбрасывая из выхлопной трубы синий дым, а
девчонка сунула за спину руку с торчащим средним пальцем Бен вернул прежнюю
скорость. Хотелось курить. Руки легонько дрожали. Теперь мотоцикл почти исчез
из вида —так быстро он двигался. Детки. Детишки, черт бы их побрал. В сознание
Бена пытались протиснуться воспоминания —воспоминания более свежие. Он отогнал
их. Он уже два года не садился на мотоцикл. И не собирался садиться. Никогда.
Поодаль справа он заметил красную вспышку. Когда Бен
пригляделся, в нем взорвалась радость узнавания. Далеко впереди, на другом краю
заросшего клевером и тимофеевкой поля, поднимавшегося по склону, на холме стоял
амбар — амбар с полукруглой, выкрашенной в белый цвет крышей. Даже с такого
расстояния видно было, как блестит на солнце венчающий этот купол флюгер. Абмар
был на этом месте тогда и по-прежнему стоял здесь сейчас. И выглядел точно так
же. Может быть, несмотря ни на что, все будет хорошо. Потом амбар загородили
деревья. Когда автострада пересекла границу Камберленда, Бену стало казаться,
что он узнает все больше. Он проехал над Королевской рекой, где мальчишкой удил
с друзьями треску и щурят. Мимо показавшейся на краткий миг из-за деревьев,
мелькнувшей и пропавшей Камберленд-виллидж. Вдали — камберлендская водонапорная
башня, сбоку — выписанный огромными буквами лозунг: «Сохраним Мэн зеленым».
Тетя Синди всегда говорила, что пониже надо бы написать «Несите денежки!»
Первоначальные волнение и возбуждение росли, и Бен поехал быстрее, следя за
дорожными знаками. Через пять миль впереди появился подмаргивающий, окруженный
рефлекторами зеленый указатель: ДОРОГА 12 ИЕРУСАЛИМОВ УДЕЛ. КАМБЕРЛЕНД, ОКРУГ
КАМБЕРЛЕНД. Внезапно на Бена нахлынула чернота, потушившая хорошее настроение,
как песок — пламя. Этому он был подвержен с того самого черного дня (Бен
попытался мысленно выговорить имя Миранды, и не позволил себе этого) и привык
давать от пор, однако на сей раз тьма окутала его с обескураживающе свирепой
силой.
Что же он делает — возвращается в город, где ребенком провел
четыре года, и пытается вернуть нечто безвозвратно утерянное? Какое волшебство
думает он возвратить прогулками по тем проселочным дорогам, что когда-то
исходил еще мальчишкой и которые, возможно, уже расчищены от леса, выпрямлены,
заасфальтированы и замусорены банками из-под выпитого туристами пива? Магия
исчезла — и черная, и белая. Все ушло псу под хвост той ночью, когда мотоцикл
потерял управление, а потом на дороге очутился желтый мебельный фургон, который
все рос, рос… и крик Миранды — жены Бена — оборвался с внезапной
окончательностью, когда… Впереди справа показался выезд, и Бен на секунду
задумался — не проехать ли мимо, дальше, в Чемберлен или Льюистон, чтобы
остановиться там, пообедать, а уж потом развернуться и двинуться восвояси.
Восвояси куда? Домой? Смешно. Если у него и есть дом, он тут. Тут, даже если он
прожил в нем всего четыре года.
Он посигналил, сбавил ход Ситроена и поехал вверх по склону.
К вершине, где съезд с автострады вливался в дорогу 12, а та поближе к городу
превращалась в Джойнтер-авеню. Бен поглядел на горизонт. То, что он там увидел,
заставило его обеими ногами надавить на тормоз. Ситроен содрогнулся и замер.
К востоку полого поднимались деревья — в основном сосны и
ели, у границ видимости они как бы втискивались в небо. Город отсюда виден не
был. Только деревья и в отдалении, где эти деревья поднимались в небо,
островерхая двускатная крыша дома Марстена. Бен, зачарованный, не мог отвести
от него глаз. На лице быстро, как в калейдоскопе, сменялись противоборствующие
чувства.
— Все еще тут, — вслух пробормотал он. — Чтоб я провалился.
И опустил взгляд на руки. Они покрылись гусиной кожей.
2
Он нарочно проскочил город, заехал в Камберленд, а потом
вернулся обратно в Салимов Удел с запада, по Бернс-роуд. Его изумило, как мало
городок изменился. Несколько новых домов, которых Бен не помнил, прямо за
городской чертой — забегаловка под названием «У Делла» да парочка недавно
возникших гравийных карьеров. Немалое количество леса ушло на переработку.
Однако старый жестяной знак, указывающий дорогу к городской свалке, оказался
по-прежнему на месте, саму дорогу так и не замостили, и она пестрела выбоинами
и старыми колеями, а сквозь просеку среди деревьев, по которой с северо-запада
на юго-восток убегали вышки линии электропередачи Центральной Мэнской
энергокомпании, виднелся Школьный холм. На своем месте была и ферма Гриффена,
хотя гумно расширили. Бен задумался: интересно, тут по-прежнему разливают в
бутылки и продают свое молоко? Значок изображал улыбающуюся корову под
фирменной надписью «Солнечное молоко с ферм Гриффена!» Бен улыбнулся. В доме
тетушки Синди им было вылито на пшеничные хлопья немало этого молока.
Он свернул влево, на Брукс-роуд, миновал кованые железные
ворота и низкую каменную ограду кладбища Хармони Хилл, а потом съехал вниз по
крутому склону и двинулся вверх по дальнему боку холма — боку, известному, как
Марстен-Хилл.
У вершины окаймлявшие дорогу деревья расступились. Справа
внизу стал виден собственно город — он впервые открылся взору Бена. Слева — дом
Марстена. Бен вышел из машины.
Дом ничуть не изменился. Ни капельки.
Можно было подумать, что в последний раз Бен видел его
вчера.
На дворе перед фасадом буйно разрослась высокая ведьмина
трава. Она загораживала старые, покоробленные морозами плиты, которые вели к
крыльцу. В траве распевали сверчки. Бен увидел, как, описывая странные
параболы, скачут кузнечики.
Сам дом глядел вниз, на городок. Такой же огромный, нелепой
планировки, оседающий и покосившийся. Беспорядочно заколоченные окна придавали
ему тот зловещий вид, какой присущ всем старым домам, долго простоявшим
пустыми. Непогода стерла краску, и дом приобрел однообразный серый цвет. Метели
сорвали не одну чешуйку черепицы, а обильный снег отогнул книзу западный угол
главной крыши, отчего дом казался сутулым и сгорбленным. Справа к столбику
перил был приколочен облезлый знак: «Посторонним вход воспрещен».
