— Ничего, Рой. Он просто…
— Ты его стукнула, — невыразительно сказал он. — Он не хотел
лежать спокойно, пока ты его пеленала, и ты его треснула.
— Нет, — быстро возразила Сэнди. — Он перекатился и
стукнулся носом, вот и все. Вот и все.
— Надо бы всыпать тебе по первое число.
— Рой, он просто приложился носом…
Его плечи обвисли.
— Что на ужин?
— Гамбургеры. Горелые, — сварливо сказала она и вытянула из
«рэнглеров» подол блузки, чтобы вытереть у Рэнди под носом.
Рой заметил валик жира, которым обрастала жена. Сэнди так и
не похудела после родов — ей было наплевать.
— Пусть заткнется.
— Он не…
— Пусть заткнется! — заорал Рой, и Рэнди, который по сути
дела уже успокоился и только всхлипывал, опять раскричался.
— Дам-ка я ему бутылочку, — сказала Сэнди, поднимаясь.
— И принеси пожрать. — Он начал стаскивать джинсовую куртку.
— Господи, что в этом доме за помойка? Что ты делаешь целый день? Баклуши
бьешь?
— Рой! — сказала она потрясенным тоном. Потом хихикнула.
Безумная злость на ребенка, который не желал спокойно лежать в пеленках и не
давал Сэнди завернуть их, отошла в туманную даль. Такое могло произойти в
очередной серии «Медицинского центра» или рассказываться в одной из тех
историй, что она читала днем.
— Неси ужин, а потом приберись в этом затруханном доме.
— Хорошо. Хорошо, конечно.
Она вынула из холодильника бутылочку, дала Рэнди и посадила
его в манеж. Тот принялся апатично сосать, глядя из-за решетки маленькими
кружками глаз то на мать, то на отца.
— Рой?
— М-м? Чего?
— У меня кончилось.
— Чего?
— Сам знаешь, чего. Хочешь? Сегодня вечером.
— А как же, — сказал он. — А как же.
И опять подумал: «Та еще жизнь, будь я проклят. Та еще
жизнь!»
7
Когда зазвонил телефон, Нолли Гарднер слушал по приемнику
рок-н-ролл и хрустел пальцами. Паркинс отложил журнал с кроссвордом и сказал:
«Прикрути чуток, ладно?»
— Конечно, Парк. — Нолли убавил звук и снова принялся
хрустеть пальцами.
— Алло? — сказал Паркинс.
— Констебль Джиллеспи?
— Да.
— Говорит агент Том Хэнрахэн, сэр. Я получил информацию,
которую вы запрашивали.
— Очень хорошо, что вы так скоро отозвались.
— Выудили мы для вас немного.
— Да это ладно, — сказал Паркинс. Что ж вы узнали?
— В мае 1973 года Бен Мирс привлекался к расследованию после
дорожно-транспортного происшествия со смертельным исходом. В штате Нью-Йорк.
Никаких обвинений не выдвигали. Мотоцикл разбился. Жена Мирса, Миранда,
погибла. По словам свидетелей, он ехал медленно. Проба на алкоголь
отрицательная. По всей видимости, просто угодил на мокрое. Политические взгляды
тяготеют к левым. Участник Принстонского мирного марша 1966 года. Произнес речь
на антивоенном митинге в Бруклине в 1970 году. Марш на Вашингтон в 1968 и 1970.
Больше на него ничего нет.
— Что еще?
— Курт Барлоу — «Курт» с «т». Британец, но скорее
натурализованный, чем по происхождению. Родился в Германии. В 1938 году бежал в
Англию явно преследуемый гестапо. Более ранние сведения о нем получить невозможно,
но ему, вероятно, восьмой десяток. Настоящая фамилия — Брайхен. С 1945 года
занимался в Лондоне импортом-экспортом, однако толком ничего выяснить нельзя.
Стрейкер является его партнером с тех самых пор, и, похоже, именно он имеет
дело с клиентами и общественностью.
— Да?
— Стрейкер — уроженец Британии. Пятьдесят восемь лет. Отец —
манчестерский столяр, делал кабинеты. Оставил сыну кругленькую сумму, но и сам
Стрейкер не сидел сложа руки. Восемнадцать месяцев назад они с Барлоу запросили
визы на длительное пребывание в Соединенных Штатах. Вот все, что у нас есть.
Да, еще: по отношению друг к другу у них могут быть определенные странности.
— Да, — вздохнул Паркинс. — Об этом я уже думал.
— Если помощь еще нужна, можно запросить о ваших новых
негоциантах ЦРУ и Скотланд-Ярд.
— Да нет, все отлично.
— Кстати, Мирса с двумя другими ничто не связывает. Если
только эта связь не кроется где-то глубоко.
— Ладно. Спасибо.
— Ну, мы тут для того и сидим. Нужна будет помощь, свяжитесь
с нами.
— Так и сделаем. Спасибо вам.
Он положил трубку обратно на рычаг и задумчиво поглядел на
нее.
— Кто это был, Парк? — спросил Нолли, прибавляя звук радио.
— Кафе «Экселлент». Нет у них ветчины с ржаным хлебом. Ни
крошки. Одни тосты с сыром да яичный салат.
— Если хочешь, у меня в столе немного взбитой малины.
— Нет, спасибо, — сказал Паркинс и опять вздохнул.
8
Свалка все еще тлела.
Вдоль ее края, принюхиваясь к аромату тлеющих отбросов,
прохаживался Дад Роджерс. Под ногами хрустели пузырьки и флакончики, а при
каждом шаге вверх поднимался рыхлый черный пепел. В пустыне свалки, повинуясь
капризам ветра, то гас, то разгорался широкий пласт углей, напоминая Даду то
открывающийся, то закрывающийся огромный красный глаз… глаз великана. То и дело
со слабым приглушенным взрывом лопались аэрозольные баллончики или
электрические лампочки. Когда утром Дад поджег мусор, оттуда вылезло огромное
множество крыс — столько он еще не видел. Он пристрелил полных три дюжины и,
когда, наконец, сунул пистолет в кобуру, тот был на ощупь горячим. Вдобавок эти
сволочи были крупными — некоторые добрых два фута длиной от кончика носа до
кончика хвоста. Занятно, один год их больше, другой — меньше. Связано с
погодой, что ли. Если и дальше так пойдет, придется обсыпать все отравой — а
этого Дад не делал с шестьдесят четвертого года. Сейчас одна крыса ползла под
козлами для пилки дров, служившими преградой огню.
Вытащив пистолет, Дад щелкнул предохранителем, прицелился и
выстрелил. Выстрел взметнул перед крысой фонтанчик земли, обсыпав шерсть. Но
крыса не бросилась наутек — она просто поднялась на задние лапы и посмотрела на
Дада глазами-бусинками, которые в пламени отсвечивали красным. Иисусе, да среди
них есть и храбрецы!
