— Покедова, мистер Крыс! — сказал Дад и тщательно
прицелился.
Ба-бах. Крыса повалилась и задергалась.
Дад подошел к ней и пнул тяжелым рабочим башмаком. Крыса
несильно тяпнула кожаный ботинок зубами, бока едва заметно раздувались и
опадали.
— Сволочь, — мягко сказал Дад и раздавил крысе голову.
Он присел на корточки, посмотрел на нее и обнаружил, что
думает про Рути Крокетт, которая ходит без лифчика. Когда она надевает
облегающий свитер на пуговках, то отчетливо видны маленькие соски, встающие
торчком от трения о шерстяную ткань, и, если сумеешь добраться до этих сисек и
совсем немного потискаешь — помните, совсем немного — шлюшка вроде Рути в два
счета кончит.
Дад взял крысу за хвост и раскачал наподобие маятника.
— А пришлось бы тебе по вкусу найти в своем пенале старину
мистера Крыса?
Непреднамеренная двусмысленность такой идеи развеселила его,
и он визгливо хихикнул, а странно скособоченная голова задергалась и закивала.
Зашвырнув крысу он краем глаза уловил высокий, чрезвычайно тонкий силуэт шагах
в пятидесяти справа.
Дад вытер ладони о зеленые штаны и, подняв руки над головой,
широким шагом двинулся к этому силуэту.
— Свалка закрыта, мистер.
Человек повернулся к нему. В красном свечении умирающего
пламени обозначилось скуластое задумчивое лицо. В белых волосах — пряди
стальной проседи, придающие лицу странную возмужалость, шевелюра откинута назад
с высокого воскового лба, как у пианистов-педиков. Глаза ловили и удерживали
красное свечение углей, отчего казались налитыми кровью.
— Да? — вежливо спросил мужчина. В безукоризненном выговоре
звучал некий слабый акцент. Этот тип мог быть лягушатником, а может — немцем
или венгром. — Я пришел посмотреть на пламя. Это так красиво.
— Да, — согласился Дад. — Вы тутошний?
— Да, я недавно поселился в вашем прелестном городке. Много
крыс застрелили?
— Да уж не одну. В последнее время тут расплодились миллионы
этих сучат. Слышьте, вы не тот малый, что прибрал дом Марстена, а?
— Хищники, — сказал мужчина и заложил руки за спину. Дад с
удивлением отметил, что субъект этот выряжен в костюм с жилеткой и всем прочим.
— Обожаю ночных хищников. Крыс… сов… волков. Тут в округе есть волки?
— Не-е, — ответил Дад. — Пару лет назад один мужик изловил
койота в Дорхэме. И есть еще стая диких псов, которые гоняют оленей…
— Псы, — сказал мужчина и сделал презрительный жест. —
Низкие твари, которые при звуке чужих шагов съеживаются от страха и принимаются
выть. Годятся только на то, чтобы скулить да пресмыкаться. Выпустить им всем
кишки, вот что я вам скажу. Выпустить им всем кишки!
— Ну, так я никогда об них не думал, — отозвался Дад,
неуклюже отступая на шаг. — Всегда приятно, коли есть с кем выйти… но знаете,
треп трепом, а...
— Несомненно.
Тем не менее незнакомец вовсе не собирался уходить. Дад
подумал, что всех обскакал. Весь город гадает, кто стоит за тем типом,
Стрейкером, а Дад первый узнал это… ну, может, после Ларри Крокетта, но тот —
мужик с головой. Когда Дад в следующий раз приедет в город за патронами к
Джорджу Миддлеру, у которого на роже вечно написано «глядите, какой я
правильный!», он как бы между прочим обронит: «Познакомился на днях с этим
новым малым. С кем? Да ты знаешь. С тем, что взял дом Марстена. Довольно
приятный. По разговору вроде из немцев-венгерцев».
— А привидения в вашем старом доме водятся? — спросил он,
поскольку старикан и не думал уходить.
— Привидения! — старикан улыбнулся, и в этой улыбке было
что-то весьма тревожное. Так могла бы улыбаться барракуда. — Нет, никаких
привидений.
На последнем слове он сделал легкое ударение, словно наверху
могло водиться что-то похуже.
— Ну… уже делается поздно, да вообще… вам взаправду пора уже
двигать, мистер…
— Но с вами так приятно беседовать, — сказал старикан, в
первый раз поворачиваясь к Даду анфас и заглядывая ему в глаза. Его собственные
глаза оказались широко расставленными и еще сохраняли каемку угрюмого огня
свалки. От них никак нельзя было оторваться, хоть глазеть и невежливо. —
Ничего, если мы поговорим еще немножко, а?
— По мне, так ничего, — голос Дада прозвучал откуда-то
издалека. Глаза, в которые он смотрел, ширились, росли, пока не превратились в
окаймленные пламенем темные ямы — ямы, куда можно свалиться и утонуть…
— Благодарю вас, — сказал старикан. — Скажите… горб
причиняет вам неудобство при работе?
— Нет, — откликнулся Дад, по-прежнему как бы издалека. Он
вяло подумал: «Хрен мне в жопу, коли дед меня не гипнотизирует. Навроде того
малого с Топшэмской ярмарки… как его бишь? Мистера Мефисто. Тот усыпит, да и
заставляет проделывать какие хочешь смешные штуки — вести себя, будто ты
цыпленок, или носиться по-собачьи, или рассказывать, что случилось на дне
рождения, когда тебе было шесть. Загипнотизировал старину Реджи Сойера.
Гос-споди, как же мы хохотали…»
— А может, горб неудобен вам в других отношениях?
— Нет… ну… — Дад зачарованно глядел незнакомцу в глаза.
— Ну, ну, — деликатно пустился тот в уговоры. — Мы же
друзья, разве не так? Поговорите со мной, расскажите…
— Ну… девушки… понимаете, девушки…
— Конечно, — успокоил Дада старикан. — Девушки смеются над
вами, правда? Они ничего не знают о вашей мужественности. О силе.
— Верно, — прошептал Дад. — Смеются. Она смеется.
— Кто это «она»?
— Рути Крокетт. Она… она… — Мысль улетела прочь. Дад не
препятствовал. Потеряло значение все, кроме покоя. Прохладного, полного покоя.
— Что же, она подтрунивает над вами? Хихикает украдкой?
Пихает подружек в бок, если вы идете мимо?
— Да…
— Но вы хотите ее, — настаивал голос. — Разве не так?
— О, да…
— Вы получите ее, я уверен.
В этом было что-то… приятное. Где-то вдалеке Даду слышались
приятные голоса, выпевающие грязные слова. Серебряный перезвон… белые лица…
голос Рути Крокетт. Дад просто видел, как она прикрывает ладошками грудки, и те
выпирают из острого мыса выреза спелыми белоснежными полушариями. Она шепчет:
«Поцелуй их, Дад… Укуси их… Пососи…» Ему казалось, что он тонет. Тонет в
окаймленных красным глазах старика. Незнакомец приблизился. Дад все понял и
приветствовал это, а когда пришла боль, она оказалась драгоценной как серебро и
неподвижно-зеленой, как вода в темных глубинах.
