— Абсолютно ничего, — сказал Бен. — И даже не уверен, что
хочу с ним знакомиться. Как раз сейчас я работаю над жизнеспособной книгой,
которая в определенном отношении привязана к дому Марстена и его обитателям.
Если я обнаружу, что Стрейкер — рядовой бизнесмен (уверен, так оно и есть), это
может меня сбить.
— По-моему, все окажется иначе. Знаете, он сегодня открыл
магазин. Как я понял, туда заскочила Сьюзан Нортон с матушкой… Черт, почти все
женщины города зашли туда взглянуть, что к чему — и не на пять минут. Если
верить Деллу Марки — а этот источник под сомнение не берется — туда приковыляла
даже Мэйбл Уэртс. Должно быть, этот Стрейкер — совершенно потрясающий человек.
Щеголь в одежде, крайне изящен и абсолютно лыс. И обаятелен. Мне сказали, он
действительно кое-что продал. Бен усмехнулся.
— Замечательно. А вторую половину команды кто-нибудь уже
видел?
— Он на закупках. Предположительно.
— Почему «предположительно»?
Мэтт беспокойно пожал плечами.
— Может быть, все это чистая правда, но дом Марстена меня
нервирует. Можно подумать, эта парочка долго искала его, пока не нашла. Вы же
сами сказали — он напоминает идола, восседающего на вершине своего холма.
Бен кивнул.
— Сверх всего, у нас опять пропал ребенок. А брат Ральфи,
Дэнни? Умереть в двенадцать лет! Случай злокачественной анемии со смертельным
исходом.
— А что в этом необычного? Конечно, это большое несчастье…
— Мой доктор — молодой парень по имени Джимми Коди, Бен.
Когда-то учился у меня. Тогда это был маленький чертенок, а теперь — хороший
врач. Помните, все это слухи и сплетни.
— Ладно.
— Я зашел к нему провериться и случайно упомянул мальчика
Гликов — дескать, какой позор, мало было родителям, что второй исчез, еще и
этот кошмар. Джимми ответил, что консультировался по поводу этого случая с
Джорджем Горби. Да, у мальчика действительно была анемия. По его словам,
количество эритроцитов у мальчика одних лет с Дэнни должно составлять от 66% до
95%. А у Дэнни оно снизилось до сорока пяти.
— Ничего себе, — сказал Бен.
— Ему кололи Б-12 и давали телячью печенку, что вроде бы
отлично срабатывало. Его уж собрались выписывать, и тут бум! Парнишка падает
мертвым.
— Вы же не хотите, чтобы это дошло до Мэйбл Уэртс, — сказал
Бен. — Ей начнут мерещиться в парке туземцы, стреляющие отравленными пулями из
духовых ружей.
— Об этом я не говорил никому, кроме вас. И не скажу.
Кстати, Бен, на вашем месте я бы, наверное, не предавал сюжет книги огласке.
Если Лоретта Старчер спросит, о чем вы пишете, отвечайте — об архитектуре.
— Мне уже дали такой совет.
— Несомненно, Сьюзан Нортон.
Бен взглянул на часы и поднялся.
— Кстати о Сьюзан…
— Ухаживающий самец в полном оперении, — сказал Мэтт. —
Между прочим, мне надо в школу. Очередной черновой прогон третьего акта
школьного спектакля, комедии большого социального значения под названием
«Проблема Чарли».
— В чем же его проблема?
— Прыщи, — ответил Мэтт и усмехнулся.
Они вместе направились к дверям. Мэтт задержался, чтобы
натянуть старенький выцветший школьный пиджак.
Бен подумал, что, если не обращать внимания на лицо — умное,
но мечтательное и какое-то невинное, — по фигуре Мэтта скорее примешь за
стареющего тренера-легкоатлета, чем за домоседа-словесника.
— Послушайте, — обратился к нему Мэтт, когда они вышли на крыльцо,
— а что вы думаете делать в пятницу?
— Не знаю, — отозвался Бен. — Я думал, можно бы сходить в
кино со Сьюзан. Короче говоря, что-то в этом роде.
— Мне пришло в голову кое-что другое, — сказал Мэтт. —
Может, образуем втроем комиссию и съездим наверх, к дому Марстена, представимся
новому владельцу. От имени города, разумеется.
— Конечно, — сказал Бен, — всего лишь из обычной вежливости,
правда?
— Деревня явится рассказать о себе новому члену общества, —
поддакнул Мэтт.
— Поговорю сегодня со Сьюзан. Думаю, она будет за.
— Хорошо.
Ситроен Бена с мурлыканьем двинулся прочь, Мэтт поднял руку
и помахал. Бен в ответ дважды нажал на гудок, а потом задние фары ситроена
исчезли за холмом. Шум мотора замер вдали, но Мэтт еще добрую минуту стоял на крыльце,
сунув руки в карманы пиджака, обратив взгляд к дому на холме.
3
В четверг вечером репетиции не было, и около девяти Мэтт
заехал к Деллу, пропустить пару-тройку стаканчиков пива. Если бы чертов
недомерок Джимми Коди не прописал ему от бессонницы такое средство, Мэтт сделал
бы это сам.
В те вечера, когда музыканты не играли, у Делла было
практически пусто. Мэтт увидел только троих знакомых: Проныру Крейга, медленно
опустошающего в уголке кружку пива, Флойда Тиббитса с грозовыми тучами на челе
(на этой неделе он трижды говорил со Сьюзан, два раза — по телефону и один раз
лично, в гостиной Нортонов, но успеха не добился) и Майка Райерсона, сидевшего
у стены в одной из дальних кабинок.
Мэтт подошел к стойке, где Делл Марки протирал стаканы и
смотрел по переносному телевизору «Айронсайд».
— Привет, Мэтт. Как дела?
— Отлично. Тихий вечер.
Делл пожал плечами.
— Да. В Гэйтсе в киношке крутят пару картин с мотоциклами. С
этим я тягаться не могу. Стакан или кувшин?
— Давай кувшин.
Делл наполнил кувшин, сдул пену и долил еще пару дюймов.
Мэтт расплатился и, секунду поколебавшись, направился к кабинке Майка. Майк,
как большая часть молодежи Удела, прошел через один из классов, где Мэтт
преподавал английский. К тому же он был симпатичен Мэтту: при заурядном
интеллекте парень проделал работу выше среднего уровня, поскольку трудился в
поте лица, вновь и вновь расспрашивая о том, чего не понял, пока не схватывал
смысл. Вдобавок он шутил без напряжения, обладал чистым чувством юмора и такой
приятной чертой, как независимая манера держаться, что и делало его любимцем
класса.
— Привет, Майк, — поздоровался Мэтт. — Можно к тебе
присоединиться?
Майк Райерсон поднял глаза, и Мэтт ощутил потрясение —
словно дотронулся до проводов под током. Первой его реакцией было: наркотики.
Сильные наркотики.
— Конечно, мистер Бэрк. Садитесь. — Апатичный голос, кожа
страшного, нездорового белого цвета, под глазами — глубокие темные тени. Сами
глаза казались ненормально большими и лихорадочными. В полумраке кафе руки
Майка двигались над столом медленно, как у призрака. Перед ним стоял нетронутый
стакан пива.
