— Как жизнь, Майк? — Справляясь с дрожью в руках, Мэтт
наполнил свою кружку.
Жизнь самого Мэтта всегда напоминала график с
модулированными подъемами и спусками (да и те последние тринадцать лет, после
смерти матери учителя, пребывали в предгорье), и ее ровное, гладкое течение
мало что нарушало. Например, то, как жалко заканчивал свои дни кое-кто из его
учеников. Билли Ройко разбился на вертолете во Вьетнаме за два месяца до
прекращения огня, Салли Грир (одну из самых блестящих и живых учениц Мэтта)
отправил на тот свет пьяный дружок, когда девушка сказала, что хочет с ним
порвать, Гэри Коулмен ослеп из-за некого таинственного вырождения зрительного
нерва, брат Бадди Мэйберри, Дуг (единственный хороший парнишка во всем
полоумном клане) утонул на пляже «Старый сад». Да еще наркотики — маленькая
смерть. Из канувших в воды Леты не все сочли нужным искупаться в ней, однако
было довольно ребят, сделавших грезы своим хлебом насущным.
— Жизнь? — медленно произнес Майк. — Не знаю, мистер Бэрк.
Не очень, чтобы очень.
— На какую пакость ты сел, Майк? — осторожно спросил Мэтт.
Майк непонимающе посмотрел на него.
— На какие наркотики, — сказал Мэтт. — Бензедринчик?
Красненькие? Кокаин? Или это…
— Наркота тут ни при чем, — ответил Майк. — По-моему, я
приболел.
— Правда?
— Я в жизни не садился на крутую наркоту, — выговорил Майк и
это, похоже, стоило ему ужасных усилий. — Только травку курил, да и ее уже
месяца четыре не пробовал. Болею… Заболел я, по-моему, в понедельник.
Понимаете, уснул в воскресенье вечером на Хармони-Хилл и проснулся только утром
в понедельник.
Он медленно покачал головой.
— Чувствовал я себя дерьмово. И с тех самых пор мне с каждым
днем вроде бы все гаже. — Он вздохнул, и Мэтту показалось, что грудь Майка
сотряслась от свистящего вздоха, как мертвый листок на ноябрьском клене.
Озабоченный Мэтт подался вперед.
— Это случилось после похорон Дэнни Глика?
— Ага. — Майк опять поглядел на него. — Когда все разошлись
по домам, я вернулся, чтобы закончить, но этот раздолбай… прошу прощения,
мистер Бэрк… этот Ройял Сноу так и не объявился. Ждал я его долго, и вот
тогда-то, наверное, начал заболевать, потому как от всего, что было потом…
черт, голова болит. Трудно думать.
— А что ты помнишь, Майк?
— Что помню? — Майк уперся глазами в золотистую глубину
пивной кружки, наблюдая, как пузырьки, отделяясь от стенок, всплывают к
поверхности, чтобы выпустить заключенный внутри них газ.
— Помню пение, — сказал он. — Приятней пения я не слыхал. И
такое чувство, будто… будто тонешь. Но приятное. Вот только глаза. Глаза.
Он обхватил себя за плечи и передернулся.
— Чьи глаза? — спросил Мэтт, подаваясь вперед.
— Красные. Страшные глаза.
— Чьи?
— Не помню. Не было никаких глаз. Мне все это приснилось. —
Мэтт буквально видел, как Майк отпихивает от себя свои воспоминания. — Про
вечер воскресенья я больше ничего не помню. В понедельник утром я проснулся на
земле и сперва даже подняться не мог, так устал. Но в конце концов поднялся.
Вставало солнце, я испугался, что обгорю, и ушел в лес, к ручью. И вымотался
вконец. Жутко вымотался. Поэтому опять прикорнул. И проспал… ну, часов до
четырех или до пяти.
Он издал тихий шелестящий смешок.
— А когда проснулся, то оказалось, что меня всего засыпало
листьями. Правда, я чувствовал себя чуть получше. Я поднялся и вернулся к
грузовику.
Майк медленно провел по лицу ладонью.
— Должно быть, с малышом Гликов я в воскресенье вечером
закончил. Занятно, но я этого даже не помню.
— Закончил?
— Ну, приходил Ройял или нет, но могила оказалась
засыпанной. Дерн уложен и так далее. Хорошо сработано. Но как я это сделал, не
помню. Наверное, мне действительно было худо.
— А где ты был в понедельник вечером?
— У себя дома, где же еще.
— А во вторник утром как ты себя чувствовал?
— Во вторник утром я вообще не просыпался. Проспал весь
день. И очухался только к вечеру.
— И как ты себя чувствовал?
— Ужасно. Ноги были как резиновые. Попытался сходить за глотком
воды, и чуть не упал. Пришлось топать на кухню, придерживаясь за мебель. Я был
слабым, как котенок.
Майк нахмурился.
— На ужин я открыл банку тушенки знаете, эту дрянь «Динти
Мур» — но съесть не смог. Вроде как посмотрю на нее — и обратно тянет. Как если
с жуткого похмелья увидеть жратву.
— И ты ничего не ел?
— Пытался, только все вылетело обратно. Но почувствовал себя
немножко лучше. Вышел из дому, немного погулял. А потом пошел спать. — Пальцы
Майка обводили круглые следы пивных кружек на столе. — Только сначала мне стало
страшно. Ну, вот как пацан какой-нибудь боится Элламагусалума. Я обошел дом,
убедился, что все окна заперты. И когда пошел спать, оставил везде свет.
— А вчера утром?
— Хм-м? Нет… я вчера встал только в девять вечера. — Опять
этот тихий короткий смешок. — Помню, я еще подумал: ежели так дальше пойдет,
просплю все на свете. И что так бывает, когда помрешь.
Мэтт мрачно приглядывался к нему. Флойд Тиббитс встал, сунул
в автомат четвертак и принялся подстукивать музыке.
— Занятно, — сказал Майк. — Когда я вставал, окно в спальне
было открыто. Должно быть, я сам открыл. Мне снилось… за окном кто-то был и я
поднялся… поднялся, чтобы впустить его. Ну, как идешь впустить старого друга,
который замерз… или хочет есть.
— Кто же это был?
— Это был всего лишь сон, мистер Бэрк.
— Но кто тебе снился?
— Не знаю. Я собирался попробовать поесть, но только подумал
— и блевать захотелось.
— Что ты сделал?
— Смотрел телик, пока не кончился Джонни Карсон. Мне было
гораздо лучше. а потом пошел спать.
— Окна ты запер?
— Нет.
— И проспал весь день?
— Я проснулся на закате.
— Слабость чувствовал?
— Хотел бы я объяснить.
Майк провел по лицу рукой.
