— Конечно. Обожаю мороженое. У Спенсера оно просто классное.
Таково было начало.
2
— Вот это мисс Кугэн?
Бен задал вопрос, понизив голос. Он смотрел на высокую
сухопарую женщину в накинутом поверх белого халата красном нейлоновом пыльнике.
Ее подсиненные волосы были вручную уложены ступенчатыми волнами.
— Да, она. У нее есть тележка, которую она каждый вторник
вечером берет с собой в библиотеку. И доводит мисс Старчер до бешенства, потому
что загружает в эту тележку не меньше тонны формуляров на книжки, которые хочет
отложить.
Они сидели на красных кожаных табуретках у фонтанчика
содовой. Бен пил содовую с шоколадом, Сьюзан — с клубничным сиропом.
Аптека Спенсера заодно служила местной автобусной станцией,
и с того места, где они сидели, сквозь старомодную, украшенную завитушками арку
можно было выглянуть в комнату для ожидания, где, поставив чемодан между ног,
мрачно сидел одинокий юнец в голубой форме ВВС.
— Не знаю, куда уж он едет, но радостным его не назовешь,
верно? —сказала Сьюзан, проследив взгляд Бена.
— Думаю, увольнению пришел конец, — сказал Бен. Теперь,
подумал он, она спросит, приходилось ли мне служить в армии.
Но вместо этого:
— В один прекрасный день я сяду в час тридцать на такой вот
автобус. Прощай, Салимов Удел. Может, у меня будет такой же мрачный вид, как у
этого парня.
— И куда?
— Наверное, в Нью-Йорк. Поглядеть, смогу ли я в конце концов
сама себя содержать.
— А тут что не так?
— В Уделе? Я его обожаю. Но, знаете ли, родители. Они всегда
будут… Заглядывать мне через плечо, что ли. «Ах, ты, лентяйка». Кроме того,
молодой честолюбивой девице Удел может предложить не так уж много. — Она пожала
плечами и пригнула голову, чтобы отхлебнуть через соломинку коктейль. На
загорелой шее красиво обрисовались мышцы. Сьюзан была в пестром платье-рубашке
с набивным рисунком, которое намекало на хорошую фигуру.
— И какую же работу вы ищете?
Она пожала плечами.
— В Бостонском университете я получила бакалавра искусств…
правда, работа не стоила той бумаги, на которой была напечатана, честное слово.
Главным образом искусство, в меньшей степени — английский. Подлинное «дипсо
дуо». Как нельзя лучше подходит под категорию образованных идиоток. Я даже не
сумею обставить контору. Кое-кто из девчонок, с которыми я ходила в среднюю
школу, теперь заполучил жирную секретарскую работу. Я-то сама так и не
продвинулась дальше первого года обучения машинописи для личных нужд.
— Так что же остается?
— О… может быть, издательство, неопределенно сказала она. —
Или какой нибудь журнал… может, рекламный. Лавочка такого рода всегда сумеет
использовать человека, который умеет рисовать по чьей-нибудь указке. Я — могу.
У меня и портфолио есть.
— А спрос? — вежливо поинтересовался Бен.
— Нет… нету. Но…
— В Нью-Йорк без запроса не ездят, — сказал он. — Поверьте
мне. Только каблуки стопчете.
Она неловко улыбнулась.
— Наверное, вы-то знаете.
— Тут что-нибудь продали?
— О да. — Она коротко рассмеялась. — На сегодняшний день
самая крупная сделка у меня состоялась с корпорацией «Синэкс». Они открывали в
Портленде новый тройной кинотеатр и купили чохом двенадцать картин, чтобы
развесить в фойе. Заплатили семьсот долларов. Я сделала первый взнос за свой
автомобильчик.
— В Нью-Йорке вам придется на неделю или около того снять
номер в гостинице, — сказал он, — и тыкаться со своим пакетом предложений во
все журналы и издательства, какие сумеете разыскать. Назначайте встречу
заранее, за полгода, чтобы у редакторов и издателей ничего не оказалось в
расписании. Но, Бога ради, не сматывайте удочки в большой город просто так.
— А вы что же? — спросила она, оставляя соломинку и
вылавливая мороженое ложечкой. — Что вы делаете в процветающем обществе
Иерусалимова Удела, штат Мэн, население — тысяча триста человек?
Он пожал плечами.
— Пытаюсь написать роман.
Она немедленно загорелась возбуждением.
— В Уделе? Про что? Почему здесь? Вы что…
Он серьезно посмотрел на нее.
— Вы расспрашиваете?
— Я?.. Ой, правда. Извините. — Сьюзан обтерла донышко своего
стакана салфеткой. — Скажем, я не хотела лезть в чужие дела. Как правило, я не
склонна к излияниям, честное слово.
— Не стоит извиняться, — сказал Бен. — Все писатели любят
поговорить о своих книгах. Иногда, когда я ночью лежу в постели, то выдумываю
интервью с самим собой «Плейбою». Напрасная трата времени. Они занимаются авторами
только, если их книги что-то значат для университетских интеллектуалов.
Военно-воздушный юнец поднялся.
Пыхтя воздушными тормозами, к тротуару перед аптекой
подъезжал «грейхаунд».
— Я, когда был маленьким, прожил в Салимовом Уделе четыре
года. На Бернс-роуд.
— На Бернс-роуд? Там теперь остались только «Болота» и
маленькое кладбище. Его называют Хармони-Хилл.
— Я жил у своей тети Синди. Синтии Стоуэнс. Понимаете, отец
умер, а с мамой случилось что-то… ну… вроде нервного срыва. Поэтому она
отправила меня к тете Синди — на то время, что приходила в себя. Тетя Синди
посадила меня на автобус и отправила обратно на Лонг-Айленд к маме ровно через
месяц после большого пожара. — Он взглянул в лицо своему отражению в зеркале,
висевшем позади фонтанчика содовой. — Я плакал в автобусе, уезжая от мамы, и
ревел, когда автобус увозил меня от тети Синди из Иерусалимова Удела.
— В тот год, когда случился пожар, я родилась, — сказала
Сьюзан. — Самое крупное событие за всю историю этого городка, чтоб его, и я его
проспала!
Бен рассмеялся.
— Так вы на семь лет старше, чем я подумал в парке.
— Правда? — Вид у нее был довольный. — Спасибо… наверное.
Должно быть, дом вашей тети сгорел.
— Да, — сказал он. — Та ночь — одно из моих самых четких
воспоминаний. К дверям подбежали какие-то люди с резиновыми шлангами на спинах
и сказали, что нам надо уходить. Это было захватывающе. Тетя Синди,
взбудораженная, суетилась по дому, собирая вещи и загружая их в свой «хадсон».
Господи, ну и ночка.
— Ваша тетя была застрахована?
