— Дэвид Прайн из «Джона Хопкинса» сообщает, что у некоторых
трупов реакция зрачка на свет сохраняется до девяти часов.
— Ученым стал, ишь ты, — сердито сказал Мэтт. — А за
сочинения я ему ставил тройки, да и те с натяжкой.
— Просто вам не нравится читать о вскрытиях, старый вы
склочник, — откликнулся Джимми и достал небольшой молоточек.
«Отлично, — подумал Бен. — Он помнит, как держаться у
постели больного даже, когда пациент, по выражению Паркинса Джиллеспи,
мертвяк». В нем снова поднялся мрачный смешок.
— Помер? — спросил Паркинс, стряхивая пепел с сигареты в
пустую вазу. Мэтт поморщился.
— Помер, помер, — ответил Джимми. Он встал, отвернул
простыню к ногам Райерсона и постукал по правому колену. Никакого эффекта. На
подошвах Майка (возле пятки и у носка) Бен заметил желтые кольца мозолей и
немедленно вспомнил поэму Уоллеса об умершей женщине: «Пусть кажется придет
конец, — неверно процитировал он. — На трон взошел пломбирный император».
Мэтт остро взглянул на него и на мгновение словно бы
утратил контроль над собой.
— Это что? — спросил Паркинс.
— Стихи, — ответил Мэтт. — Из поэмы о смерти.
— По мне, так больше смахивает на «Человека в хорошем
настроении», — заметил Паркинс и опять стряхнул пепел в вазу.
6
— Нас представили друг другу? — спросил Джимми, глядя на
Бена снизу вверх.
— Да, только очень вскользь, — ответил Мэтт. — Знакомьтесь:
Коди, местный знахарь — Бен Мирс, газетной нивы пахарь. И наоборот.
— В таких штуках он дока, — заметил Джимми. — На этом все
свои денежки и заработал.
Они с Беном обменялись рукопожатием над телом.
— Мистер Мирс, помогите мне его перевернуть.
Бен с легкой брезгливостью помог Джимми перевернуть тело на
живот. Оно еще не утратило гибкости и не окоченело, хотя уже остыло. Джимми
пристально осмотрел спину, потом стянул с ягодиц трусы.
— А это зачем? — спросил Паркинс.
— Пытаюсь по цианозу кожи установить время смерти, — ответил
Джимми. — А Брент Норберт никогда не возражал против небольшой дружеской
помощи.
— Норберту собственный зад с фонарем не сыскать, — отозвался
Паркинс, выбрасывая окурок в открытое окно. — Мэтт, это окошко у тебя осталось
без ставня. Я его видел на газоне, когда заезжал во двор.
— Ах, вот как? — сказал Мэтт, тщательно контролируя свой
тон.
— Угу.
Достав из сумки градусник, Коди сунул его Райерсону в задний
проход и выложил на простыню часы, заблестевшие в ярком солнечном свете. Они
показывали четверть седьмого.
— Я пошел вниз, — сказал Мэтт, слегка задохнувшись.
— Можете идти все, — сказал Джимми. — А я немного задержусь.
Кофе не сварите, мистер Бэрк?
— Разумеется.
Все вышли. Бросив в комнату последний взгляд, Бен затворил
дверь, которая скрыла от глаз сцену, навсегда врезавшуюся в память подобно
гравюре: светлая, залитая солнцем спальня, отвернутая чистая простыня, золотые
наручные часы, отбрасывающие на обои яркие зайчики, и сам Коди с пламенеющей
копной рыжих волос.
Брентон Норберт, помощник медицинского эксперта, прибыл на
старом сером додже как раз, когда Мэтт варил кофе. Его сопровождал еще один
мужчина, который нес большой фотоаппарат.
— Куда? — спросил Норберт.
Джиллеспи ткнул большим пальцем в сторону лестницы.
— Там, наверху, Джим Коди.
— Изрядно, — сказал Норберт. — Парень, наверное, уже весь на
нервах. Они с фотографом отправились на верх.
Паркинс Джиллеспи влил себе в кофе столько сливок, что пошло
через край на блюдце, сунул в кофе большой палец — проверить, что вышло, вытер
палец о штаны и, прикуривая очередную сигарету, сказал:
— Тут Бен с Мэттом завели свою песенку. Все, что они
наговорили, не было ложью в полном смысле слова, однако недомолвок оказалось
довольно, чтобы связать учителя с писателем тонкой нитью конспирации. Хватило
их и для того, чтобы заставить Бена пуститься в беспокойные размышления: то ли
он сейчас соучаствует заставить Бена пуститься в беспокойные размышления: то ли
он сейчас соучаствует безобидной глупости, то ли чему-то более серьезному и
мрачному. В голове звучали слова Мэтта: «Я позвонил вам, поскольку в Салимовом
Уделе вы — единственный, кто способен выслушать такую историю». «В каком бы
отношении ни был ущербным рассудок Мэтта, — подумал Бен, — неспособным
разбираться в людях старика не назовешь.» От этого молодой человек тоже
нервничал.
7
К половине десятого все было кончено.
Приехал катафалк Карла Формена, забрал тело Майка Райерсона,
и, покинув вместе с ними дом, факт смерти стал достоянием города. Джимми Коди
вернулся к себе, Норберт с фотографом отправились в Портленд для беседы с
медицинским экспертом округа. Паркинс Джиллеспи немного постоял на крыльце,
следя за медленно катившим вверх по дороге катафалком. С губы свисала сигарета.
— Столько раз Майк садился вместо Формена за баранку, а
ведь, небось, ни сном ни духом, что так скоро поедет в кузове…
Он повернулся к Бену:
— Еще не уезжаете из Удела, нет? Ежели вы не против, так я
бы хотел, чтоб вы дали показания коронерскому суду.
— Да нет, не уезжаю.
Констебль смерил его взглядом блекло-голубых глаз:
— Я вас проверял через федеральщиков и в Августе, в
полицейском управлении штата. Вы чистенький.
— Приятно слышать, — сдерживаясь, сказал Бен.
— Я слыхал, вы ухлестываете за дочкой Билла Нортона.
— Виновен, — ответил Бен.
— Она милашка, — без улыбки сказал Паркинс. Катафалк скрылся
из вида, даже шум мотора превратился в тихое замирающее жужжание. — Думаю,
Флойда Тиббитса она теперь видит редко.
— Парк, у тебя нет никакой бумажной работы? — деликатно
поторопил Мэтт.
Паркинс вздохнул и выбросил окурок.
— А как же. Два экземпляра, три экземпляра,
не-рвать-скрепки-не-трогать. Последнюю пару недель неприятностей от этой
работенки больше, чем от суки с клещами. Может, эта старая развалина, дом
Марстена, проклят.
Бен с Мэттом сохраняли бесстрастные лица.
— Ну, покедова, — констебль подтянул штаны и пошел к машине.
Открыв дверцу, он обернулся. — Чего-то вы оба от меня скрываете, а?
