— Господи, — сказал Мэтт.
— У Бена есть… определенная теория относительно дома
Марстена. Частично она произрастает из его личного опыта, частично — из
изумительных фактов, которые он раскопал о Хьюберте Марстене…
— Это вы про склонность Хьюби к сатанизму?
Сьюзан вздрогнула.
— Откуда вы знаете?
Учитель мрачновато улыбнулся.
— Не все сплетни в маленьких городках передаются в открытую.
Есть и секреты. Среди гуляющих по Салимову Уделу тайных слухов есть и
касающиеся Хьюби Марстена. Теперь-то этот секрет — достояние десятка стариков,
в том числе и Мэйбл Уэртс. Дело давнее, Сьюзан. Писаного закона о том, что
некоторые истории разглашению не подлежат, нету. И все равно, как ни странно,
даже Мэйбл не станет говорить о Хьюберте Марстене ни с кем вне своего круга.
Нет, посудачить о его смерти они, разумеется, не откажутся. Об убийстве тоже.
Но спросите их про те десять лет, что Хьюби с женой провели там, наверху,
занимаясь Бог весть чем, и в игру вступит принцип губернатора — вероятно,
самого близкого к табу понятия нашей западной цивилизации. Тут шептались даже,
что Хьюберт Марстен крадет маленьких детей и приносит их в жертву своим адским
божествам. Удивительно, что Бену так много удалось узнать. Секретность,
окружающая этот момент жизни Хьюби, его жену и его дом без малого секрет племени.
— Он вышел на это не в Уделе.
— Тогда понятно. По-моему, эта теория — довольно старое
парапсихологическое поветрие: люди, дескать, вырабатывают зло так же, как
слизь, экскременты или кожу под ногтями. И это зло не исчезает. В частности,
дом Марстена мог стать чем-то вроде споры зла, заряженным злобой аккумулятором.
— Да, Бен выразился этими самыми словами.
Сьюзан недоуменно посмотрела на него.
Мэтт сухо рассмеялся.
— Мы читали одни и те же книги. А вы что думаете, Сьюзан? В
вашей философии есть нечто большее, чем небеса и земля?
— Нет, — сказала она со спокойной твердостью. — Дома —
просто дома. Зло погибает с сотворением его.
— Вы подразумеваете, что неуравновешенность Бена может дать
мне шанс увлечь его на ту тропинку к безумию, которую я уже прошел?
— Нет, конечно. Я не считаю вас сумасшедшим, но, мистер
Бэрк, вы должны понять…
— Тише.
Он подался вперед и вздернул голову. Сьюзан замолчала и
прислушалась. Ничего… только скрипнула доска. Девушка вопросительно взглянула
на Мэтта, но тот покачал головой.
— Вы говорили?..
— Я просто хотела сказать, что из-за такого совпадения
сейчас Бену вовсе не время изгонять бесов своей юности. С тех пор, как дом
Марстена опять заселили и открылся этот магазин, в городе ходит очень много
дешевых сплетен, если уж на то пошло, и про Бена тоже болтают. Известны случаи,
когда обряд изгнания дьявола выходил из-под контроля и оборачивался против
самого изгоняющего. По-моему, Бену нужно выбираться из города. А еще я думаю,
что вы могли бы воспользоваться этим и отдохнуть.
Изгнание дьявола заставило Сьюзан вспомнить просьбу Бена
сказать Мэтту о католическом священнике. Повинуясь внезапному порыву, она
решила промолчать. Теперь стало достаточно ясно, почему он просил об этом, но
это только подлило бы масла в огонь, который, по мнению Сьюзан, итак уже опасно
разгорелся. Когда Бен спросит ее — если вообще спросит — она скажет, что
забыла.
— Я понимаю, насколько безумно это должно звучать, — говорил
Мэтт. — Даже с моей точки зрения. А ведь я слышал и как поднималось окно, и тот
смех, и видел сегодня утром ставень, лежавший у подъездной дороги. Но, если это
хоть как-то успокоит ваши страхи, должен сказать, что Бен реагировал вполне
разумно. Предложил для доказательства или опровержения подвести теоретическую
базу и начать с…
Мэтт снова осекся и прислушался.
На этот раз молчание затянулось, и, когда учитель опять
заговорил, тихая уверенность в его голосе испугала Сьюзан.
— Наверху кто-то есть.
Она послушала. Ничего.
— Вам кажется.
— Свой дом я знаю, — тихо сказал он. — Кто-то в спальне для
гостей… Вот, слышите?
И тут она действительно услышала.
Отчетливо скрипнула половица — так скрипят полы в старых
домах, но Сьюзан словно бы различила в этом звуке нечто большее, невыразимо
тайное.
— Я пошел наверх, — сказал Мэтт.
— Нет!
Она выпалила это, не задумываясь.
И сказала себе: ну-ка, кто там сидит у печки и думает, что
ветер в трубе — это баньши?
— Прошлой ночью я боялся и ничего не сделал, и стало хуже.
Теперь я иду наверх.
— Мистер Бэрк…
Они оба заговорили вполголоса. Во все жилы Сьюзан червем
вползло напряжение, от которого деревенели мышцы. Может быть, наверху
действительно кто-то был. Взломщик.
— Говорите, — сказал Мэтт. — После того, как я уйду,
продолжайте говорить. На любую тему.
И не успела Сьюзан возразить, как Мэтт встал с места и
направился в сторону коридора, двигаясь так грациозно, что Сьюзан поразилась.
Один раз учитель оглянулся, но она ничего не сумела прочесть в его глазах. Мэтт
начал подниматься по лестнице.
Такой быстрый поворот событий вверг рассудок Сьюзан в мир
нереального. Меньше двух минут назад они спокойно обсуждали положение дел в
свете электрических лампочек, не оставляющем места ирреальному. Теперь же
Сьюзан было страшно.
Вопрос: если поместить психолога в одну комнату с человеком,
считающим себя Наполеоном, и оставить их там на год (или на десять лет, или на
двадцать), кто выйдет в итоге — два последователя Скиннера или два парня,
закладывающих руку за борт пиджака? Ответ: данных недостаточно. Она открыла рот
и сказала:
— В воскресенье мы с Беном собирались поехать по дороге 1 в
Кэмден — знаете, тот городок, где снимали «Дом Пейтона» — но теперь, наверное,
придется повременить. Там у них прелестнейшая церквушка…
Сьюзан обнаружила, что бубнит очень плавно, не
останавливаясь, хотя руки на коленях стиснула так, что пальцы побелели. Голова
была ясной — все эти разговоры о кровососах и зомби еще не подействовали. Волны
черного ужаса испускал спинной мозг, куда более древнее сплетение нервных узлов
и волокон.
6
Труднее этого подъема по лестнице Мэтту ничего в жизни не
выпадало. Все — что тут еще скажешь? Остальное просто не шло ни в какое
сравнение. Кроме, может быть, одного.
