— Нет, но дом мы снимали, а почти все ценное перенесли в
машину. Кроме телевизора. Мы пытались поднять его, но не сумели даже оторвать
от пола. Это был «Король видео» с семидюймовым экраном и увеличительным стеклом
перед кинескопом. Смерть глазам. Да все равно, у нас тогда был только один
канал — сплошь музыка «кантри», репортажи с ферм и «Клоун Китти».
— И вы вернулись сюда, чтобы написать книгу? — изумилась
девушка.
Бен ответил не сразу. Мисс Кугэн вскрывала блоки сигарет и
заполняла витрину возле кассы. Провизор, мистер Лэбри, бесцельно слонялся за
высоким аптечным прилавком, напоминая заиндевевшее привидение. Парнишка в форме
ВВС стоял у двери автобуса, поджидая, когда водитель вернется из уборной.
— Да. — сказал Бен. Он повернулся и посмотрел на Сьюзан —
прямо в лицо, в первый раз. Личико у нее было прехорошенькое — простодушные
голубые глаза и высокий, чистый загорелый лоб.
— Ваше детство прошло в этом городе? — спросил он.
— Да.
Бен кивнул.
— Тогда вы понимаете. В Салимовом Уделе я жил ребенком, и
для меня он населен призраками. Когда я вернулся, то чуть не проехал мимо —
боялся, что он окажется другим.
— Здесь ничего не меняется, — сказала Сьюзан. — Почти
ничего.
— Обычно мы с ребятишками Гарднера играли в войну на
«Болотах». Пиратствовали на Королевском пруду. Играли в «захвати флаг» и прятки
в парке. После того, как я расстался с тетей Синди, мы с мамой попадали в
крутые места. Когда мне было четырнадцать, она покончила с собой. Но большая
часть волшебной пыли стерлась с меня задолго до этого. А та, что была — была
здесь. И до сих пор никуда не делась. Город не настолько изменился. Глядеть на
Джойнтер-авеню — все равно, что глядеть сквозь тонкую ледяную пластину, вроде
той, какую можно снять с верхушки городского резервуара, если сперва оббить
края. Все равно, что разглядывать сквозь нее свое детство. Все зыбко, туманно,
а кое-где уходит в ничто, но в основном оно еще здесь.
Изумленный, Бен замолчал. Он произнес речь.
— Вы говорите точь-в-точь, как ваши книги, — благоговейно
сказала Сьюзан.
Он рассмеялся.
— Раньше я никогда не говорил ничего подобного. Во всяком
случае, вслух.
— А что вы делали после того, как ваша мама… умерла?
— Шатался по белу свету, — коротко ответил он. — Ешьте свое
мороженое.
Она послушалась.
— Кое-что изменилось, — сказала она немного погодя. — Мистер
Спенсер умер. Вы его помните?
— Конечно. Каждый четверг вечером тетя Синди приезжала в
город за покупками, а меня отсылала сюда, попить травяного пива. Тогда оно еще
было в продаже — настоящее рочестерское сладкое травяное пиво. Тетя давала мне
пять центов, завернутые в носовой платок.
— Когда подошло мое время, пиво стоило дайм. Помните, как он
всегда говорил?
Бен сгорбился, подавшись вперед, скрючил кисть одной руки в
артритную клешню, а уголок рта у него поехал вниз, как у человека, перенесшего
инсульт.
— Пузырь, — прошептал он. — Ох, доконает это пивко твой
пузырь, хвастунишка!
Смех Сьюзан взлетел к вентилятору, медленно вращавшемуся у
них над головами. Мисс Кугэн с подозрением подняла глаза.
— Ой, вылитый! Только меня он называл красотулей.
Они радостно посмотрели друг на дружку.
— Слушай, хочешь сегодня вечером пойти в кино? — спросил
Бен.
— Это было бы чудесно.
— Какой кинотеатр ближе всего?
Она хихикнула.
— Честно говоря, портлендский «Синэкс», где фойе украшают
бессмертные полотна Сьюзан Нортон.
— А еще? Какие фильмы ты любишь?
— Что-нибудь переживательное, с автомобильной погоней.
— Заметано. Помнишь «Нордику»? Она же была прямо в самом
городе.
— А как же. Закрылась в шестьдесят восьмом. Когда я училась
в старших классах, мы ходили туда компашками в две парочки и кидались в экран
пакетиками из-под воздушной кукурузы, если фильм оказывался плохим. — Она
хихикнула. — А так обычно и бывало.
— Они обычно крутили старые сериалы, — сказал Бен. —
«Человек-ракета». «Возвращение человека-ракеты». «Крэш Каллахэн и бог смерти
вуду».
— Это было до меня.
— Что же стало с «Нордикой»?
— Теперь там контора Ларри Крокетта — торговля
недвижимостью, — объяснила она. — По-моему, «Нордику» погубил кинотеатр под
открытым небом в Камберленде. Он и еще телевидение.
Они немножко помолчали, думая каждый о своем. Часы
«грейхаунда» показывали без четверти одиннадцать.
Оба хором сказали:
— Слушай, а ты помнишь…
Молодые люди переглянулись, и на сей раз, когда зазвенел
смех, мисс Кугэн удостоила взглядом обоих. Даже мистер Лэбри выглянул из-за
прилавка. Они болтали еще четверть часа, а потом Сьюзан неохотно призналась,
что должна бежать по делам, но что к семи тридцати успеет собраться, да. Когда
они разошлись в разные стороны, оба удивились, как непринужденно, естественно,
случайно пересеклись их жизни. Бен широким шагом направился вниз по
Джойнтер-авеню, задержавшись на углу Брок-стрит, чтобы небрежно взглянуть на
дом Марстена. Он вспомнил, что в пятьдесят первом году пожар добрался было до
двора Марстенов, и тут ветер переменился.
Бен подумал: может быть, дом должен был сгореть. Может, так
было бы лучше.
3
Нолли Гарднер вышел из здания муниципалитета и уселся на
ступеньку рядом с Паркинсом Джиллеспи как раз вовремя, чтобы увидеть Сьюзан с
Беном, вместе заходящих к Спенсеру. Паркинс курил «Пэлл-Мэлл» и чистил складным
ножом пожелтевшие ногти.
— Это тот мужик, писатель? — спросил Нолли.
— Угу.
— А с ним была Сьюзи Нортон?
— Угу.
— Так-так, интересно, — сказал Нолли и подтянул форменный
ремень. На груди поблескивала шерифская звезда. За ней Нолли посылал в
детективный магазин — город не обеспечивал своих выборных констеблей значками.
У Паркинса значок был, но он носил его в бумажнике — Нолли никак не мог этого
понять. Конечно, весь Удел знал, что он констебль, но существовала еще такая
штука, как традиции. Такая штука, как ответственность. Если вы — представитель
закона, приходится думать и о том, и о другом. Нолли часто думал и о том, и о
другом, хотя мог позволить себе облекаться властью лишь на неполный рабочий
день.
