Лицо Мэтта помрачнело. Маска выздоравливающего на секунду
поколебалась, и перед Беном на миг появился тот старик, которого он видел
спящим накануне.
— Если вы не готовы…
— Да нет, конечно, готов. Если хотя бы половина моих
подозрений соответствует истине, это мой долг. — Мэтт горько улыбнулся. — Я
всегда считал себя в некотором роде свободным мыслителем, испугать которого
нелегко. Но просто диву даешься, как свирепо сознание может стараться
вычеркнуть то, что ему не нравится или кажется угрожающим. Как волшебные грифельные
доски, которые мы таскали с собой в детстве. Если тебе не нравился рисунок,
надо было просто потянуть верхний листок кверху, и картинка исчезала.
— Но линии на черном веществе под листком оставались
навсегда, — сказала Сьюзан.
— Да, — он улыбнулся ей. — Чудесная метафора взаимодействия
сознания с подсознанием. Жаль, Фрейд застрял на луковицах. Но мы отклоняемся от
темы, — учитель посмотрел на Бена. — Вы уже слышали эту историю от Сьюзан?
— Да, но…
— Конечно. Я только хотел убедиться, что можно обойтись без
предыстории.
Мэтт повел рассказ голосом почти равнодушным,
невыразительно, прервавшись только, когда, шелестя мягкими, подклееными крепом
подметками вошла сиделка — узнать, не хочет ли Мэтт стаканчик имбирного эля.
Мэтт сказал, что стаканчик имбирного эля пришелся бы очень кстати, так что
заканчивал он свою историю, периодически потягивая питье через гибкую
соломинку. Бен отметил, что, когда учитель добрался до Майка, задом наперед
вывалившегося из окна, кубики льда в стакане, который держал Мэтт, легонько
звякнули. И все-таки его голос не дрожал, сохраняя те самые ровные ноты, какими
Мэтт, несомненно, пользовался на уроках. Бен (не в первый раз) подумал, что
Мэтт — человек, достойный восхищения.
Когда Мэтт закончил, наступило краткое молчание, которое
нарушил он сам.
— Вот так вот, — сказал он. — Вы ничего своими глазами не
видели. Что вы думаете?
— Вчера мы довольно долго говорили об этом, — сказала
Сьюзан. — Бен расскажет.
Бен довольно застенчиво выдвинул все разумные объяснения,
после чего опроверг их. Когда он упомянул запертый снаружи ставень, мягкую
землю, отсутствие отпечатков ножек стремянки, Мэтт зааплодировал.
— Браво! Настоящий сыщик!
Мэтт посмотрел на Сьюзан.
— А вы, мисс Нортон? Вы всегда писали такие хорошие
сочинения, параграфы в них напоминали строительные блоки, а раствором служили
высказывания по теме. Что думаете вы?
Сьюзан опустила взгляд к разглаживающим плиссировку платья
рукам, потом снова подняла глаза на Мэтта.
— Вчера Бен прочел мне лекцию о лингвистической значимости
выражения «не могу», так что этими словами я не воспользуюсь. Но мне очень
трудно поверить, что к Салимову Уделу подкрадываются вампиры, мистер Бэрк.
— Если бы мы сумели устроить проверку на детекторе лжи и
сохранить ее в тайне, я бы пошел на это, — тихо сказал учитель.
Сьюзан залилась слабым румянцем.
— Нет, нет, прошу вас, поймите меня правильно. Я убеждена, в
городе что-то происходит. Что-то страшное. Но такое…
Мэтт протянул руку и накрыл ее пальцы своими.
— Я понимаю, Сьюзан. Но вы сделаете для меня одну вещь?
— Если смогу.
— Давайте… все трое… будем отталкиваться от предпосылки, что
все это — правда. Давайте сохранять для себя эту предпосылку как факт до тех
пор — и только до тех пор — пока она не будет опровергнута. Подойдем научно,
понимаете? Мы с Беном уже обсуждали пути и средства, с помощью которых можно
подвергнуть эту посылку проверке. И вряд ли кто-нибудь сильнее меня надеется,
что она проверку не пройдет.
— Но вы так не думаете, правда?
— Нет, — тихо отозвался Мэтт. — После длинного диалога с
самим собой я достиг решения. Я верю в то, что видел.
— Давайте на минутку отвлечемся от вопроса «верю-не верю», —
сказал Бен. — В настоящий момент он является спорным.
— Принято, — сказал Мэтт. — Что думаете насчет самой
процедуры?
— Ладно, — сказал Бен, — я бы хотел назначить вас
Генеральным Исследователем. Вы с вашими данными уникально подходите для такой
работы. Кроме того, вы — лежачий больной.
Глаза Мэтта блеснули — так же, как когда Коди вероломно
объявил его трубку вне закона.
— Откроется библиотека — позвоню Лоретте Старчер. Придется
ей привезти книжки в тачке.
— Сегодня воскресенье, — напомнила Сьюзан. — Библиотека
закрыта.
— Для меня она откроет, — сказал Мэтт, — а нет, так я пойму,
отчего.
— Берите все и вся, что имеет отношение к предмету, — сказал
Бен. — И психологию, и патологию, и мистику. Понимаете? Все работы.
— Начну вести записи, — проскрежетал Мэтт. — Начну, вот те
крест!
Он посмотрел на молодых людей.
— Я чувствую себя мужчиной в первый раз с тех пор, как
проснулся тут. А вы что будете делать?
— Во-первых, доктор Коди. Он осматривал и Райерсона, и
Флойда Тиббитса. Может быть, мы сумеем убедить его эксгумировать Дэнни Глика.
— А он согласится? — спросила Сьюзан у Мэтта.
Прежде, чем ответить, Мэтт приложился к своему имбирному
элю.
— Тот Джимми Коди, что учился у меня, согласился бы в два
счета. Он был мальчиком с развитым воображением и открытым умом, исключительно
устойчивым к «не может быть». До какой степени колледжу и медицинской школе
удалось сделать из него эмпирика, я не знаю.
— Все это мне кажется хождением вокруг да около, — сказала
Сьюзан. — Особенно визит к доктору Коди с риском получить полный отпор. Почему
бы нам с Беном не отправиться в дом Марстена и не покончить со всем этим?
Вопрос назначался к слушанию еще на прошлой неделе.
— Я скажу тебе, почему, — сказал Бен. — Потому, что мы
исходим из посылки, что все это — на самом деле. Тебе так загорелось сунуть
голову в пасть льву?
— Я думала, днем вампиры спят.
— Кем бы ни был Стрейкер, он не вампир, — сказал Бен, —
разве что старинные предания полностью ошибаются. Днем его видела масса народу.
В лучшем случае мы получим от ворот поворот, как посторонние, вход которым
воспрещен, и ничего не узнаем. В худшем — он нас одолеет и продержит дотемна.
Легкий завтрак для Графа Комикса.
— Барлоу? — спросила Сьюзан.
