«ПРЕКРАТИ!»
Отогнав эти мысли, Сьюзан обнаружила, что вспотела. И все
это — при виде обычного дома с закрытыми ставнями. «Хватит дурью мучиться, —
сказала она себе. — Поднимешься на холм и произведешь в доме разведку. Со двора
перед фасадом виден наш дом. Ну так что, скажи на милость, может с тобой
случиться в поле зрения родного дома?» Тем не менее Сьюзан пригнулась и
покрепче сжала кол, а когда загораживавшие дом деревья стали слишком редкими,
чтобы обеспечить хорошее прикрытие, она опустилась на четвереньки и поползла.
Через три или четыре минуты ползти, не обнаруживая себя, стало невозможно. Она
очутилась за последним рядом сосен и россыпью можжевеловых кустов, откуда была
видна западная стена дома, укрытая спутанным ковром истощенной осенью
жимолости. Выросшая за лето трава пожелтела, но по-прежнему доходила до колен —
скосить ее никто не пытался.
В тишине неожиданно взревел мотор. Душа у Сьюзан ушла в
пятки. Девушка справилась с собой, вцепившись пальцами в землю и крепко
прикусив нижнюю губу. Через секунду в поле ее зрения задним ходом въехала
старая черная машина. Машина остановилась в конце подъездной дороги, вывернула
на проселок и поехала в сторону города. Прежде, чем она исчезла из виду, Сьюзан
вполне ясно разглядела водителя: крупная лысая голова, глаза, посаженные так
глубоко, что видны были одни глазницы, воротник темного костюма и лацканы.
Стрейкер. Может быть, поехал к Кроссену.
Сьюзан разглядела, что доски почти всех ставней поломаны.
Ну, тогда ладно. Она подползет, заглянет в щелку и увидит — что там можно
увидеть? Наверное, ничего, кроме дома в первой стадии длинного процесса
обновления: начатую побелку, новые обои, инструмент, стремянки и ведра. Так же
сверхъестественно и романтично, как телевизионный футбольный матч.
И все-таки: страх.
Это перехлестывающее логические выкладки и блестящие доводы
Сьюзан чувство поднялось внезапно, наполнив рот медным привкусом И она поняла,
что за спиной кто-то есть даже раньше, чем ей на плечо легла чья-то рука.
9
Почти стемнело.
Бен поднялся со складного деревянного стула, прошел к окну,
выходившему на задний двор похоронного бюро, и ничего особенного не увидел.
Было без четверти семь. Вечерние тени очень сильно вытянулись. Несмотря на
позднюю осень, трава на газоне еще не пожелтела, и Бен подумал, что заботливый
гробовщик постарается сохранить ее такой до самого снега. Символ жизни,
продолжающейся в разгар умирания года. Он счел подобную мысль слишком
подавляющей и отвернулся от окна.
— Жалко, нет сигарет, — сказал он.
— Сигареты — убийцы, — не оборачиваясь, назидательно сообщил
Джимми. Он смотрел по небольшому «Сони» Мори Грина субботнюю вечернюю
программу, посвященную дикой природе. — Честно говоря, мне тоже жалко. Я
завязал десять лет назад, когда Главный хирург сделал на сигаретах свою
надпись. Если бы не бросил, заработал бы скверную репутацию. Но, просыпаясь на
ночном дежурстве, всегда нашариваю пачку.
— Вы же сказали, что бросили.
— Я держу сигареты по той же причине, что алкоголик держит
на кухонной полке бутылку шотландского виски. Сила воли, сынок.
Бен посмотрел на часы: 6:47. В воскресной газете Мори Грина
было написано, что официально солнце завершит свой путь в 7:02. Джимми подал
дело весьма аккуратно. Мори Грин оказался низеньким человечком, который вышел
открывать в белой сорочке с расстегнутым воротом и черной жилетке нараспашку.
Трезвое вопросительное выражение лица сменилось широкой приветственной улыбкой.
— Шалом, Джимми! — закричал он. — Как я рад тебя видеть! Где
ты скрывался?
— Спасал мир от обычной простуды, — с улыбкой отвечал
Джимми, пока Мори тряс его руку. — Хочу познакомить тебя со своим очень хорошим
другом. Мори Грин — Бен Мирс.
Ладонь Бена утонула в обеих руках Мори Грина. За очками в
черной оправе блеснули глаза.
— Шалом и вам тоже. Все друзья Джимми… ну, и так далее.
Заходите, оба. Я могу позвонить Рэйчел…
— Пожалуйста, не надо, — сказал Джимми. — Мы пришли
попросить об одном одолжении. Довольно большом.
Грин взглянул Джимми в лицо более пристально.
— О довольно большом одолжении, — тихо и язвительно
проговорил он.
— С чего бы? Что ты сделал для меня такого, что мой сын
заканчивает Северо-западный третьим в своей группе? Все, что угодно, Джимми.
Джимми покраснел.
— Любой бы сделал то же самое, Мори.
— Спорить с тобой я не собираюсь, — сказал Грин. — Проси.
Что это так встревожило вас с мистером Мирсом? Вы попали в аварию?
— Нет. Ничего подобного.
Мори проводил их в маленькую кухоньку за часовней и, пока
они беседовали, сварил кофе в видавшем виды старом кофейнике, который стоял на
плите.
— Норберт еще не приезжал за миссис Глик? — спросил Джимми.
— Нет, и не подавал никаких признаков жизни, — ответил Мори
выставляя на стол сахар и сливки. — Этот тип явится сюда в одиннадцать ночи и
будет удивляться, чего это я его не впускаю.
Он вздохнул.
— Бедняжка. Такая трагедия в одной семье. И с виду такая
милая, Джимми. Ее привез старый болван Рирдон. Она была твоей пациенткой?
— Нет, — сказал Джимми. — Но мы с Беном… Нам хотелось бы
посидеть с ней сегодня вечером, Мори. Прямо там, внизу.
Грин замер, не дотянувшись до кофейника.
— Посидеть с ней? Обследовать ее, ты хотел сказать?
— Нет, — твердо сказал Джимми. — Просто посидеть с ней.
— Ты шутишь? — Грин внимательно присмотрелся к ним. — Нет.
Вижу, что нет. Зачем тебе это?
— Этого я не могу тебе рассказать, Мори.
— О! — Он разлил кофе, сел с ними за стол и отхлебнул. — Не
слишком крепкий. Отлично. А что, она что-то подцепила? Что-нибудь заразное?
Джимми с Беном переглянулись.
— Не в общепринятом понимании, — наконец сказал Джимми.
— Ты хочешь, чтобы я помалкивал, э?
— Да.
— А если приедет Норберт?
— С Норбертом я управлюсь, — ответил Джимми. — Скажу ему,
что Рирдон просил меня проверить ее на инфекционный энцефалит. Он проверять не
станет.
Грин кивнул.
— Если у Норберта не спросить, который час, он и не узнает,
что надо смотреть на часы.
— Договорились, Мори?
