Марк смотрел на стену.
Наконец, его запястья начали описывать полукружья навстречу
друг другу. В дальней точке каждой дуги основания больших пальцев
соприкасались. Все остальные мышцы в нижней части предплечий сохраняли
неподвижность. Марк не торопился. Он смотрел на стену.
Из пор выступил пот, и запястья задвигались свободнее,
описывая вместо полукружий по три четверти круга. Теперь в крайних точках
соприкасались тыльные стороны кистей. Стягивающие их петли ослабли еще немного.
Мальчик остановился.
После секундной паузы он взялся выворачивать руки из петли,
прижав большие пальцы к ладоням, а остальные собрав щепотью. Лицо было лишено
всякого выражения, как у гипсового манекена из универмага.
Прошло пять минут. Теперь руки потели беспрепятственно.
Крайняя сосредоточенность до некоторой степени позволила Марку управлять
симпатической нервной системой (еще один прием йогов и факиров), и, сам того не
зная, мальчик приобрел частичный контроль над непроизвольными функциями тела.
Пота из пор вытекало больше, чем могли дать такие осторожные движения. Кисти
рук стали скользкими. От падающих со лба капель светлая пыль на полу потемнела.
Марк, включив в работу бицепсы и спинные мышцы, задвигал
руками как поршнями: вверх-вниз. Аркан чуть стянулся, зато мальчик
почувствовал, что одна из стягивающих запястья петель сползла вниз, на правую
ладонь. Теперь она держалась только на кончике большого пальца. Мальчика
пронизало возбуждение, и он немедленно замер, поджидая, чтобы оно полностью
ушло. Успокоившись, Марк снова взялся за дело. Вверх-вниз. Вверх-вниз.
Вверх-вниз. Каждый раз он выигрывал восьмушку дюйма. И вдруг правая рука
очутилась на свободе. Марк был потрясен.
Не меняя положения руки, Марк принялся ее сгибать. Когда он
убедился, что размял ее, то подсунул пальцы под петлю, стягивавшую другую руку,
и напряг. Левая кисть выскользнула на свободу.
Вытащив руки из-за спины, Марк оперся об пол, на секунду
прикрыв глаза. Теперь весь фокус был в том, чтобы не думать о своем успехе и
двигаться очень неторопливо.
Опираясь на левую руку, правой Марк ощупал выпуклости и
впадинки узла, надежно удерживавшего петлю вокруг шеи. Сразу стало ясно: для
того, чтобы освободиться, ему придется без малого удушить себя и вдобавок
усилить давление на гениталии, и без того пульсировавшие ровной болью.
Сделав глубокий вдох, Марк принялся трудиться над узлом.
Веревка затягивалась все туже, сдавливая шею и промежность, колючие волоски
грубой пеньки вонзались в горло крошечными татуировочными иголками. Ему
казалось, что узел не поддается бесконечно долго. От бешеного натиска крупных
черных цветов, беззвучно взорвавшихся перед глазами, стало хуже видно. Торопиться
Марк отказывался. Он мерно раскачивал узел и, наконец, почувствовал в нем новую
слабину. На мгновение давление на промежность невыносимо возросло, а потом он
судорожно дернулся, сбросил через голову петлю, и боль уменьшилась.
Марк сел, откинув голову назад, неровно дыша, баюкая
пострадавшие гениталии в обеих ладонях. Острая боль сделалась ровной,
пропитывающей насквозь, тошнотворной. Стоило ей немного отступить, как Марк
посмотрел на закрытое ставнями окно. Пробивающийся сквозь сломанные доски свет
полинял до светлой охры — солнце вот-вот должно было сесть. А дверь была на
замке. Перетянув высвобожденную петлю через балку, мальчик принялся за узлы,
стягивавшие ноги. Они были такими крепкими, что приводили в бешенство, а
сосредоточенность начинала отступать перед нарастающей реакцией.
Освободив бедра, колени и (после борьбы, показавшейся
бесконечной) лодыжки, Марк неуверенно встал на ноги среди безобидных колец
веревки и покачнулся. Потом начал растирать бедра. Снизу донеслись шаги.
Раздувая ноздри, Марк в панике посмотрел наверх. Он
доковылял до окна и попытался поднять раму. Она оказалась намертво заколочена.
В середину деревянного подоконника, как стапеля, под углом входили ржавые
гвозди по десять пенни за штуку.
Кто-то поднимался по лестнице. Вытерев рукой губы, Марк
дикими глазами зашарил по комнате. Две связки журналов. Маленькая жестяная
дощечка с изображением летнего пикника 1890 года на обороте. Железный остов
кровати. Отчаявшись, мальчик подошел к ней и потянул одну сторону вверх. И тут
какие-то далекие боги, заметив, возможно, какую удачу мальчик принес себе сам,
сделали и свой скромный благотворительный взнос.
Когда шаги направились по коридору к двери, Марк до конца
вывинтил стальную ножку кровати, потянул и отделил ее от рамы.
4
Марк с занесенной ножкой от кровати стоял за открывающейся
дверью, как деревянный индеец с томагавком.
— Молодой человек, я пришел, чтобы…
Стрейкер увидел пустые веревочные кольца и, еще не
переступив порог, изумленный до глубины души, прирос к месту на добрую секунду.
Для Марка происходящее замедлилось до скорости повтора
футбольного маневра. Ему показалось, что он прицеливался к виднеющейся из-за
края двери четвертушке круглого черепа не несколько секунд, а несколько минут.
Ножка, которую мальчик обрушил вниз обеими руками (не так сильно, как мог бы,
поскольку пожертвовал часть сил на лучшие цели) пришлась Стрейкеру повыше виска
как раз в тот момент, когда он начал оборачиваться, чтобы заглянуть за дверь.
Вытаращенные глаза зажмурились от боли. Из раны на голове весело брызнула
кровь. Стрейкер откачнулся и спиной вперед ввалился в комнату. Лицо исказила
ужасающая гримаса. Он вытянул руки, но Марк ударил еще раз. Теперь трубка
угодила чуть выше выпуклого лба, и снова брызнула кровь. Глаза Стрейкера закатились
под лоб, и он бескостно осел на пол.
Марк обогнул тело, глядя на него широко раскрытыми,
вылезающими из орбит глазами. Ножка от кровати испачкалась в крови, которая
оказалась темнее «текниколоровской» крови из фильмов. Ее вид вызвал у Марка
тошноту, но к Стрейкеру мальчик оставался совершенно равнодушным.
«Я убил его,» — подумал он. И тут же: «Хорошо. Хорошо».
Рука Стрейкера сомкнулась на его щиколотке.
Марк судорожно ахнул и попытался выдернуть ногу. Рука
держала крепко, как стальной капкан, а сам Стрейкер смотрел на него снизу вверх
сквозь сочащуюся кровью маску холодными светлыми глазами. Губы беззвучно
шевелились. Марк потянул сильнее, но тщетно. С тихим стоном он принялся
колотить по цепкой руке Стрейкера своим оружием. Раз, два, три, четыре раза.
Пальцы ломались с ужасным звуком, как карандаши. Рука разжалась, и Марк
освободился рывком, от которого, спотыкаясь, вылетел за дверь, в коридор.
Стрейкер снова уронил голову на пол, но изуродованная рука с
мрачной живостью хватала пальцами воздух — так дергает лапами собака, которой
снится, что она гонится за кошкой.
