Вот же натура человеческая! Вот понимает, что тут не то что надеяться на что, а даже и помыслить о том нельзя. За один только взгляд, с его стороны, можно поплатиться головой, потому как разница между их положением не просто огромна, это пропасть, бездонная и безбрежная, такая, что ни о каких мостках и речи быть не может. Ан нет. Уж специально отводит взгляд в сторону, чтобы не видеть ее, а он зараза сам скользит по толпе и выискивает ее всякий раз, да еще и разочарование находит, когда этой непоседы на прежнем месте не оказывалось, тут же начинал паниковать, и настойчиво выискивать ее. Находил, успокаивался и с новой энергией продолжал выступление.
— Порадовал. Ох порадовал, ты меня и домочадцев моих Добролюб, а за радость и платить радостно. Держи.
С этими словами, боярин хлопнув по руке Виктора вложил в нее три увесистых серебряных кругляка. Видать, выступление и впрямь пришлось по душе воеводе, если он целую гривну серебра пожаловал. Вот только такие дни были редкостью великой. В основном заработок скомороха на торжке исчислялся копейками, крайне редко числом своим дотягивавшим до рубля. Новое предприятие приносило куда больше, но с ним было покончено, причем волевым решением именно этого благодетеля. Ну да и ладно, значит скорее приступит к работе.
Одарив серебром, боярин не спешил отпускать Волкова, а пригласил пройтись с ним в сад, где усадил его за столик в тени яблони, который быстро сервировали запотевшим кувшином пива, двумя кружками и не хитрой закуской. Вообще-то это было не типично. Больше было бы понятно, кабы боярин сидел и с удовольствием потягивал хмельной напиток, а скоморох стоял и глотал слюни. Но вот отчего-то воевода поступил иначе. Впрочем, покопавшись в памяти, Виктор припомнил, что бывало такое со скоморохами, которые особо смогли порадовать хозяев, сажали их за общий стол. Правда, на самый дальний край, где нить на уголочке, но такое было, а случалось, что хозяева и вот так утаскивали с собой скомороха пображничать, потому как остальные уже приняли позу: мордой в салат. Вот только при этом хозяева и сами были в таком состоянии, которое характеризуется выражением: Ты меня уважаешь. А у воеводы даже хмель заметен не был.
— Вот смотрю я на тебя, и вижу, что талант у тебя радость людям несть, жалко коли такой скоморох пропадет.
— Дак, батюшка воевода, ить если не брошу это занятие и углом своим не обзаведусь, то конец будет один и радостным его не назвать, коли сегодня о грядущей старости не позабочусь.
— Значит, давешний разговор был всерьез? — Вот не капли хмеля, вид серьезный взгляд внимательный. Да что же это такое делается, отчего такое внимание-то простому скомороху.
— Все в серьез.
— И то, что такого прибыльного заработка лишился, а имеющихся денег тебе может не достать тебя не остановит?
— Нет, батюшка воевода, — Виктор даже попытался привстать и отвесить поклон, но Световид жестом остановил, мол не надо, все понял, все оценил, как это у него получалось, Волкову понять было трудно, но вот не было необходимости в словах и все тут.
— Ну тогда слушай меня. Недалеко от села Приютного на самом тракте есть постоялый двор, тамошний хозяин отчего-то решил, что честного заработка с постойных ему мало и решил связаться с лихими людишками. За то он предстал перед законом, а домочадцы его в кабалу попали, подворье же отошло в казну. Проку казне от того мало, так что выставлено подворье на торги, да только желающие покуда не сыскались.
— Странно это, — уж больно расслабившись вставил реплику Виктор, невольно перебив хозяина и получив строгий взгляд, после чего до боли прикусил язык. Нельзя тут так, и без того милость неслыханная оказана.
— Странно, да не очень, — все же нашел в себе силы сдержаться воевода, в очередной раз удивив своего собеседника, — Цена у подворья уже три месяца стоит высокая, а как покупатель не сыщется, так днями она должна понизиться, вот и ждут, чтобы подешевле выкупить, а это ить почитай на треть от цены, ну никак не меньше. Правда цена все одно не низкая, сто двадцать рубликов, вынь и полож. Вижу, не радует тебя известие, а как насчет того, что построек там изрядно, есть малая кузня, чтобы обиходить коней да повозки, сараи да клети, конюшня, сеновал крытый, хозяйственное подворье, дом в два этажа, с множеством комнат, да огород изрядный. Коли ты, не врал в том нашем разговоре, то тебе там раздолье получится…
— Чегой-то, вы тут? Пиво пьете?
Вдруг влез в разговор старик, которого Виктор видел и раньше, да мало ли стариков есть. Умный хозяин не станет разбрасываться людьми, даже если они стали старыми и немощными. Это лишний раз показывает холопам, оставшимся бездетными, что при преданной службе они не будут оставлены или выброшены за ненадобностью. Но этот вообще-то повел себя как-то особенно вольно. Может дядька?
Была такая особенность в боярских семьях. Жена считалась существом практически бесправным, а потому воспитанием детей занимался отец, ну как… Пока дети были грудного возраста, то смотрели за ними кормилицы, а как подрастал ребенок, то тут уж происходило деление, если девочка, то кормилица и дальше воспитывала ее, только теперь прозывалась нянькой, а коли мальчик, то его воспитанием занимался дядька, причем должности эти были считай пожизненными, если не вызовут какого неудовольствия господина. Так вот эти самые няньки и дядьки, очень уж вольно себя вели со своими воспитанниками, даже когда те становились вполне себе взрослыми, другое дело, что место свое они знали и если отпускали подзатыльник или шлепали по заду, то только будучи наедине с воспитанниками.
Так вот, по всему выходило, что старик был дядькой боярина, потому как кому другому такое обхождение нипочем не простилось бы, а уж тем паче то, что сказав это, старичок спокойно опустился на скамью рядом с Виктором и бесцеремонно сграбастав его кружку сделал маленький глоток, с удовольствием крякнув. Боярин только удивленно вздел бровь, глядючи на нахала и… ОТВЕТИЛ.
— Беседа у нас, задушевная.
— Это хорошо. Ты Световидушка если не против, я послушаю тут.
Нет, как есть, дядька. Ну кому будет еще такое позволено. Можно конечно решить, что отец, да только боярин-то вроде глава семьи, стало быть, только воспитатель, да и сел не рядом с хозяином дома, а подле скомороха. А то, что вот так вот ведет себя, так и года уже какие и опять же обстановка неофициальная.
— Отчего же, послушай. Так вот, Добролюб, — вновь вернулся он к прежнему вопросу, — Если ты выкупишь этот постоялый двор, то выгода получится всем. Казна получит прибыток, ты дом, да как хотел просторный. На дороге остается постоялый двор и никому не нужно ломать голову, как устроить постой проезжих купцов и иного люда, да и ямской двор там же устроен. Тебе и на прокорм деньга будет и место чтобы мастерскую сладить и делом своим заняться.
Отчего-то у Виктора сложилось стойкое убеждение, что его уговаривают выкупить подворье и стать владельцем постоялого двора на тракте, дело кстати прибыльное, но только с чего бы. С другой стороны, воевода вполне может посчитать, что тех денег, что он дал скомороху вроде как и недостаточно, а может заинтересовали его слова Добролюба о том, что хочет он организовать не просто ремесленную мастерскую, а большую. На фоне происходящего в Брячиславии, если дело пойдет, то перед великим князем лишний плюсик ой как не помешает, опять же при этом он просто выполнит свои обязанности. Постоялый двор все одно нужно передавать в частные руки, потому как практика показывает, что будучи в казне эти хозяйства быстро ветшают и перестают приносить доход, вот удивительное дело, но если там хозяин, то с подворьем порядок.
