Спросите, к чему такие трудности, когда можно просто идти и резать гульдов всех подряд? А вот не было желания бить всех подряд. Если нужно, так он и сотню изведет, не поморщившись, ну так это если действительно нужно. А вот специально убивать — к тому душа не лежала. К тому же он хотел найти именно тех, кто участвовал в том налете. Пятерых они приголубили, еще кто-то, может, погиб в войне, но ведь остальные все еще топчут землицу. Ну и как их найти, если не спрашивать? А для того нужно знать язык. Вот так вот.
Вскоре выпал первый снег. До первопутка время еще было. Дураков отправляться в путь во время обильных снегопадов не было, а именно снегом знаменовалось начало зимы. К концу первой седмицы грудня, декабря по-местному, караваны стронутся с места. Сейчас у купцов тоже бойкая пора, полным ходом идет формирование будущих караванов, перекладывается и готовится товар, нанимаются ватаги для охраны.
Наемникам тоже не время отлеживать бока, прошлый сезон остался позади, вынужденный отпуск закончился, теперь главное — не прогадать и заключить выгодный контракт. Те, кто имеет давние деловые отношения, по этому поводу особо не парятся, просто ждут, когда появится наниматель. Эти не поведутся на большую деньгу, потому как подобное дело может оказаться разовым, а вот старый и проверенный купец — это из года в год работа, одним словом — надежность и стабильность.
Бабка Любава оказалась права. С первыми морозами на подворье приключилось ожидаемое, но все же горе: умер Груздь, отец Горазда. Мужчина болел давно и серьезно, настолько серьезно, что отступилась даже кудесница лекарка, буквально творившая чудеса. Одно радовало: крестьянин, винивший себя за то, что его семья попала в холопы, увидел-таки ее свободной и, мало того, пристроенной и крепко стоящей на ногах. Так и отошел в покое, тихо и безропотно, напоследок успев благословить своих домочадцев и высказать слова благодарности Добролюбу.
— Чего хотел? — грубо спросил Виктор, выйдя в горницу.
Напротив него за столом сидел мужик. Он так и не сбросил тулуп, не новый, но неплохо сохранившийся. Как видно, проезжий не робкого десятка: посмотрел на хозяина с любопытством, но не отшатнулся при виде изуродованного лица.
Вообще Виктор никогда не выходил к постояльцам, свалив все дела на Беляну. Та руководила подворьем на свой лад, как считала нужным, и с возложенными на нее обязанностями справлялась почти играючи. Ну нравилось ей это дело, нашла баба себя, вот и ладилось. А если так, то незачем под ногами путаться. Он больше занимался иными делами. А в последнее время заволновался. Что же получается, зря столько времени потеряно, раз нет вестника от Лиса? А тут этот мужик, вот подай ему хозяина, и все тут.
— Не боишься по миру пойти, коли так приветлив будешь с гостями? — усмехнулся мужик.
— А ты меня жизни решил поучить? Что же, премного благодарен. Да только учти, человек проезжий, с шутниками я строг. Не зыркай глазками, я знаю себе цену, а потому и словам своим отчет отдаю. Сказывай, в чем потребность.
— Хм. Правду, видать, сказали, что тебе палец в рот не клади. Тут уж и подумаешь, стоит ли с тобой иметь дело.
— А кто сказал, что у меня могут быть дела с тобой?
— Дак привет тебе от Струка. — С этими словами он выложил на стол копейку. Выложил не просто так, а нарочито перевернул циферкой вверх. Вот оно, стало быть, как. Пожаловал долгожданный гость. Ну что ж, вот и пришло время проверить, чего стоят Добролюб и Горазд.
— Пошли на двор. Нечего тут.
— Холодновато.
— Ничего, зато ушей лишних нет.
Вышли. А что тут скажешь, если метель метет? Холодно, конечно, но это не беда, зато говорить можно свободно. Дело ведь задумал недоброе, так что чем меньше будут знать домашние (а иных на подворье сейчас не было), тем лучше.
— Ты сам из ватажников или только весточку принес?
— Из ватажников.
— Сколько вас в ватаге?
— А тебе зачем? — искренне удивился мужик. — Твое дело малое: принял товар, сдал его, а остальное — наша забота. Так что, трактирщик, не лезь туда, куда собака нос не сует.
— Так, значит?
— А ты как думал.
Тать, а кто же еще-то. Крепкий, да только и Виктор не слаб. К тому же тулуп движения гостя стесняет, а Волков, в отличие от него, в полушубке овчинном, легком и удобном, и сноровки у трактирщика имеется в достатке. Одним словом, как оказался на снегу, посланник и сам не понял. В следующее мгновение на горло наступил сапог хозяина подворья, слегка надавив на яблоко, отчего в горле запершило. Рука заломлена так, что не дернешься лишний раз, если только попытаешься, так и хрустнет.
— Если ты и тот, кто тебя сюда прислал, считаете себя самыми умными, то сильно ошибаетесь. Пользовать меня втемную не выйдет. Нешто думаешь, безмозглого нашли и мне неведомо, что сталось с прежним тутошним хозяином, коего под белы рученьки взяли? Только вот, чудное дело, ватага разбойничья куда-то запропастилась и следа ее так и не сыскали, а тот, кто сбывал товар, и сегодня ходит гоголем. Так что ты лучше не шути и отвечай на мои вопросы.
— А живота лишиться не боишься?
— Это ты бойся.
— Дак порешишь меня — про ватагу не узнаешь ничегошеньки.
— Ты много-то о себе не думай. Поломаешься немного для порядку, а потом все выложишь, уж поверь мне. Я хочу и дело сделать, и суда избежать, а потому знать мне надлежит многое. Так как, добром будем говорить или можно сразу калить железо? Чего молчишь?
— Да вот думаю, а как ты с ватажниками будешь договариваться? Народ ведь без князя в голове, пожгут вдругорядь твое подворье. Готов ли к этому? — Повержен, обездвижен, с придавленным горлом, но упрямо хрипит свое.
— Я обмана не имею, потому и бояться мне нечего, а вот к тому, что меня обмануть возжелают, всегда готов. Ну так как?
— Отпусти.
Отпустил. Тать поднялся, помассировал руку и горло, прокашлялся, покряхтел. Ох и силен этот трактирщик, скоморох бывший! Ну да ничего, время все на свои места расставит, еще сочтутся.
— Спрашивай.
— Сколько народу в ватаге?
— Две дюжины.
— А сколько мяса?
— Чего-о?
— Сколько таких, что и под нож пустить не жалко? Вот только не нужно мне рассказывать, что у вас такое не принято.
— Хм. Костяк ватаги — шестеро, уж не первый год на большой дороге, поэтому бойцы стоящие.
— Огненного боя в достатке?
— Что-то ты странные вопросы сыплешь, трактирщик.
— Нормальные вопросы. Дело имею, потому и спрашиваю.
— А дело, по всему выходит, зубастое?
— Не без того.
— А коли зубастое, то и стоящее?
— А вот теперь ты много спрашиваешь. Но отвечу — стоящее.
