— Как у тебя тут дела, Богдан?
— Да потихоньку.
— А поточнее?
— Наделали мы вам еще гранат, да вот пять десятков надствольных соорудили. Руку уже набили, так что дальше можно будет и больше. Да вот, взгляни, ты просил насечку сделать иную, чтобы как их… этих… сегментов было поболее. Вот такое у нас получилось.
— А что, ладно получилось, — довольно произнес Виктор, вертя в руках ребристую чугунную чушку с насечкой в виде квадратиков со стороной не больше сантиметра.
Вопрос о количестве осколков в условиях, когда доступно только одно взрывчатое вещество в виде черного пороха, был животрепещущим. Ну недостаточно его, чтобы разрывать металл на множество осколков, слабоват он для этого. Этот недостаток выявился в ходе применения гранат, когда они полевые испытания проходили. Оставалось только делать более частую насечку, чтобы помочь слабому заряду.
— Что с минометом? Небось забросил?
— Ну тут без тебя больно тяжко. Мысль-то я понял, но с тобой оно сподручнее получилось бы.
— Ничего, ты у нас тоже не лаптем щи хлебаешь.
— Ну так, значит, так, — безнадежно махнул рукой кузнец, понимая, что иного выхода, кроме как лично заниматься этим делом, у него нет.
— Да не сокрушайся ты. Главное, добейся того, чтобы мины вылетали из ствола и летели одинаково, а как быть с прицелом — я разберусь.
— Хм. С прицелом я и сам разберусь, чай, так же будет, как и на карабинах, когда с закрытого места запускаешь.
— Все верно, мысль ты уловил. Кстати, а как у тебя дела с инструментом? Не начал еще ладить? Разбойные-то мои деньги — они не вечные. Нужно начинать зарабатывать, а мы пока только тратим. Да и служить всю жизнь я не хочу, не по мне ходить под кем-то, а оттуда дорожка для меня лишь одна — наладить производство какое мануфактурное.
— Тут какое дело, Добролюб. Боярич Градимир нас недавно посетил, привез два десятка мушкетов да пистолей четыре десятка, из своих личных, да заказал переделку кресал, как у наших ребяток. Так что работы у нас сейчас прорва, не успеваем поворачиваться. Выходит, заработок-то пошел.
— Ты про пули и остальное ему ничего не сказывал?
— Как ты и велел, ни слова. Да и не взялся бы я за заказ, но как отказать бояричу? Это, почитай, самому полковому воеводе отказать, ведь ясно, что своих боевых холопов вооружить хотят.
— И что, так ничего и не спрашивал?
— Спрашивал, как же. Все допытывался, нет ли какого секрета в том, что твои хлопцы так метко стреляют. Но я сказал, что про то не ведаю, а метко стреляют потому, наверное, что целую прорву пороха извели.
— Нормально. Нечего про все рассказывать. Во сколько работу-то ты оценил?
— Дак два рубля за одну переделку, пистоль ли, мушкет — без разницы.
— Неслабо.
— Не нравится, пусть идет к другому мастеру.
— Это все хорошо, да вот только один лишь комплект для нарезки резьбы подороже стоит, чем вся эта работа. Я думаю рублей в сто пятьдесят оценить.
— Серьезно. Но как быть, даже не знаю. Рук не хватает. А Градимир сказывал: когда с этой партией уложимся, он еще подвезет.
— Понятно. Выходит, всех холопов перевооружить решил. Да-а, это надолго. А я хотел тебя отправить в Рудный. Нужны новые станки, коли серьезно о мануфактуре задумываться. Хотя бы еще по одному. Пора налаживать постоянное изготовление инструмента, ставить на поток. Он ведь не вечный, замена потребуется, да и что-то мне подсказывает, что потребность в нем великая возникнет. Опять же нужно будет много видов. Так что работы достанет.
— Эка ты удумал. А кто на тех станках работать будет? Нас и на эти хватит. Выходит, учить кого-то надо, а стоит ли секрет из рук выпускать?
— Все одно станки заказывать нужно. Сейчас деньга еще есть, но серебро — это дело такое: утечет сквозь пальцы — и не заметишь. А так — станки уж будут.
— Тоже верно.
— Слушай, а как у приютинских дела?
— Да как дела… Плохо. Урожай-то обещался быть небывалым, только в самый важный момент градом поля побило. Почитай, больше половины семей уж полочки присматривают, куда будут зимой зубы складывать, а тут еще и долг боярину Смолину. Тот, понятное дело, не изувер, понимание имеет и ничего с них требовать не станет…
— А глядишь, еще и пособит, чтобы зубы на месте остались, — задумчиво дополнил кузнеца Виктор.
— Все так. Только долг от того возрастет.
— Ты вот что, Богдан. Пособить бы соседям, а то ведь и до беды недолго.
— А тебе-то зачем? Уж не хочешь ли сам страдальцев прибрать?
— Сам же сказываешь — помощники нужны, да такие, чтобы не разбежались, — невольно отведя взгляд, проговорил Виктор.
— Выходит, решил похолопить по-соседски.
— Вот только не нужно так на меня смотреть, — вскинулся Волков. — Им той участи все равно не избежать, а со мной могут еще и вольными стать.
— Не понимаю, какой тебе прок от этого?
— Самый прямой. Как думаешь, много ли таких, как наш Горазд и семья его, что остались не у дел и готовы работать, как они? Вот то-то и оно. Поди найди еще таких. Крестьянина от землицы не оторвешь, детки едва подрастают — сразу помощниками становятся, никто их к нам на мануфактуру не отпустит, к делу приставят. По-любому холопов выкупать придется. Так лучше уж эти. К тому же прав ты: получится, что и по-соседски, потому как у меня они откупятся, тут тебе объяснять ничего не надо, сам ведаешь, что не вру.
— А тебе зачем? Как откупятся, так и уйдут.
— Э-э, нет, не так все просто. Пока откупятся, не один год пройдет, а коли к делу приставим с малолетства, так на землю хорошо, если один из десятка уйдет. Вот и получим токарей, которым и работать-то, кроме как у нас, негде, и детки их потом на смену придут, потому как дети почти завсегда дело отцов повторяют. Бабам тоже можно будет занятие придумать, да хоть ту же ткацкую мануфактуру. И нам польза, и люди будут жить не хуже, чем раньше.
— Выходит, полностью от земли отрывать.
— Не насильно. Вернее, поначалу-то… Но потом — вольному воля.
— Может, и прав ты. Хорошо, я разузнаю.
— Только поаккуратнее там, по-соседски.
— Да понимаю я.
— И про Рудный помни. Ты там уж все знаешь, а мне и некогда, и светиться пока не следует, незачем сторонним знать, что хозяин тут я, даже приютинцам.
— Мести опасаешься?
— Набедокурил я изрядно, Богдан.
Беляна не знала, в какой угол сына пристроить и как ему еще угодить, он же в ответ только отшучивался да отнекивался. Чего уж, давно взрослый, от такой опеки поотвыкнуть успел, а в последние месяцы и вовсе чуть ли не дикарем сделался. Девки переглядываются, смешки сыплют, а он только и знает, что краснеть. Потом вдруг заметил, что не безразлично ему девичье внимание, уже и сам поглядывает на них да старается их тайные взгляды перехватить. Вот и его отпускать начало. Правда, как только вспомнит Веселину, тут же становится хмурым, как небо перед дождем, но длится это уже недолго. Молодость и, самое главное, жизнь постепенно берут свое.
