Эта россыпь нашлась примерно в километре выше по течению реки, была не такой богатой, как та, где устроили прииск, но отказаться от ее разработки Антон не желал: кто же откажется от подарка судьбы. Так что выше по течению устроили вторую колоду, только поскромнее первой – раза этак в два – по длине. Работало там также немного народу – всего-то дюжина.
Задорнов выступал резко против того, чтобы разделять артель: мол, и там народу будет недостаточно, и здесь обнаружится нехватка людей. Тем более что, несмотря на то что с ними по-честному вели расчет, новоявленные старатели работали все же не с той отдачей, на которую рассчитывали друзья. Для них эта работа, хотя и оплачиваемая, была сродни каторге, и хоть ты тресни, выкладываться на полную никто не хотел. И ладно бы грешили этим только бывшие каторжане – так нет, и ссыльные от них ничуть не отставали. Загадочная русская душа, поди тебя разбери.
Антон прекрасно осознавал правоту Глеба Георгиевича, но все же сделал по-своему. Родилась у него одна задумка, которую хотелось воплотить в жизнь.
Глава 4
Заговор
Не все были столь апатичны, как могло показаться на фоне тяжелой работы, серых однообразных дней и давящей своей убогостью и суровостью реалий местности. Были и те, у кого в глазах уже стали пробегать безумные огоньки, пока еще не обернувшиеся решимостью, пока робкие и все же обещающие переродиться в нечто весьма серьезное. Этим людям, начавшим проявлять все симптомы неизлечимой хвори под названием «золотая лихорадка», пока не хватало лидера – того, кто смог бы раздуть пламя из начавших тлеть угольков. Но и этот человек вскоре нашелся. Вернее, он был с самого начала, вот только долгих два месяца сам собирался с духом, а собравшись, начал прощупывать остальных.
Все же Варлам сильно ошибся, пренебрежительно относясь к мужикам: сработал стереотип мышления делового. С другой стороны, свою роль сыграла загруженность всех находящихся на прииске. Если они не махали кайлом и лопатой, то это вовсе не значило, что они бездельничали. Работы хватало всем. Вот и недоглядели.
– Достали уже кайло и лопата! – отбросив в сторону лопату и порывисто выскакивая из шурфа, зло бросил щербатый.
– Ты чего, Серый? – удивился один из его прихлебателей.
– А ничего! Я свое отмахал на Сахалине! Хватит! – Щербатый стоял на краю ямы, лихо заломив картуз, уперев руки в бока. Да, теперь, несмотря на каждодневный тяжелый труд, у него были бока, а не ввалившееся брюхо и выпирающие кости, как у голодного волка.
Несмотря на то что работать приходилось очень много, пайка была такой, что редко кто так питался до каторги. За здоровьем работников следили тщательно и при первых же признаках простуды людей определяли в теплую палатку лазарета, где они приходили в себя никак не меньше трех дней.
Антон поначалу было возмутился такому применению прав доктором, который при ежедневном утреннем осмотре мог уложить в лазарет любого, не спрашивая его согласия. В его обязанности входило обеспечение бесперебойной работы старателей. Но на возмущение Антона, когда врач уже через неделю упрятал в лазарет сразу пятерых, доктор авторитетно заявил, что раз уж ему положено высокое жалованье, то он намерен честно исполнять свой долг. Если работники не поработают три дня, то впоследствии не слягут на десять, а то и больше. С болезнью нужно бороться сразу, не откладывая в долгий ящик. Скрепя сердце Песчанин был вынужден согласиться, хотя за каждый день болезни он и продолжал выплачивать жалованье по тридцать копеек.
Находились и такие, что противились доктору и из-за какой-то простуды не желали терять заработок: эти копейки они могли заработать и на Сахалине, не стоило из-за них тащиться еще и сюда. Но доктор был непреклонен, поддержанный начальником партии. Большинство же воспринимали такое чуть не с ликованием. Были и те, кто решил попросту симулировать, но если они хотели обмануть имевшего большой практический опыт врача, то сильно просчитались, так как были выведены на чистую воду и переданы начальству. Парочка таких умников, оштрафованных на десять рублей каждый, быстро отбила охоту симуляций. Тогда нашелся другой чудик, додумавшийся заболеть специально. Этого вычислил Варлам. Возможно, он был уже и не первым, но точно последним, потому что сразу лишился месячного заработка. Больше заниматься подобным желающих не было.
Одежды у людей было в достатке, была и рабочая одежда, которая ежедневно просушивалась в организованной сушилке. Имелась и сменная, сухая, чистая и в двойном комплекте, чтобы каждое воскресенье была возможность постираться. За этим опять-таки надзирал доктор: не хватало еще завшиветь.
К тому же каждое воскресенье были выходные, людям необходимо было отвлечься от трудовых будней. Особого Антон придумать ничего не смог, а потому привез с собой не меньше сотни книг, чтением которых пробавлялся народ. Многие были неграмотными, но эту проблему решили за счет ссыльных, которые по очереди читали по воскресеньям. Опять же не бесплатно: такой чтец за воскресенье зарабатывал рубль, просто читая вслух собравшимся в столовой палатке рабочим. Песчанин просто диву давался тому, насколько жадно слушали старатели чтеца, которому не нужно было повышать голоса – настолько тихо было вокруг. Многие с нетерпением ждали воскресенья, чтобы после обеда засесть слушать очередную книжку. Конечно, не возбранялось почитать и вечером после работы, благо керосинки были в каждой палатке, да вот после трудного дня желающих читать не находилось. Так что безграмотным оставалось только ждать следующего выходного.
– Серый, ты это… Не стоял бы наверху. Не ровен час, кто заметит – ить оштрафують. Ты, если невмоготу, спрыгивай и в сторонке постой, я пока сам поработаю.
– Что, Пряха, за гроши свои переживаешь? – с издевкой поинтересовался щербатый, но взгляд по сторонам все же бросил: не видел ли кто. Потом он легко соскочил в яму и, откинувшись к неровному краю, с некой ленцой извлек кисет. Табачком их тоже обеспечивали. Неплохим табачком, нужно признать. У, гады. – Не боись, Пряха, все пучком будет. Ну, чего стал? Или тоже покурить хочешь? – сворачивая самокрутку, продолжал ухмыляться Серый.
– Не. Вдвоем нельзя. Увидят – вони будет!
– Ну а раз боисся, то давай копай. Во-во, вот так вот. Эх, Пряха, Пряха. Вот мы тут горбатимся, здоровья последнего лишаемся, а что получаем? Гроши получаем. А энти тыщи загребают. Это, по-твоему, правильно? Чем мы-то хуже?
– Дак, Серый… Они ить баре, а мы простой люд.
– Вот и я о том. Простому люду только объедки с барского стола. А это ить мы тут кайлом и лопатой машем.
– И что делать?
– Ха. Дурак ты, Пряха. Тут ить ни царя, ни полиции, ни закона.
– Ты это к чему? – Пряха хоть и заинтересовался разговором, но продолжал старательно отбрасывать породу, как говорится, за себя и за того парня.
– А к тому, что если энти отсюда не вернутся, то и искать их никто не станет. Или ты думаешь, пристав сюда, за тридевять земель, попрется? Не-а. Никто искать не станет, – убежденно и зло проговорил щербатый.
