Проходит еще несколько лишних секунд, прежде чем раздается взрыв, затем с трехсекундной задержкой еще один. И все, тишина. Похоже, первая и последняя мины прошли все же мимо. Антон вновь приникает к оптике, развернув ее в сторону атакованного противника. Хотя виден только контур корабля, сразу заметно, что он сильно кренится на правый борт. Включилось освещение, но практически сразу погасло – значит, динамо-машина издохла. Замелькали какие-то огоньки, которые начали беспорядочно метаться по палубе: не иначе как члены экипажа вооружились фонарями. Крен продолжает неуклонно расти, вот он достиг угрожающего угла – и корабль начинает опрокидываться. Антон как завороженный наблюдает за этой картиной агонии. Попробовать кого-нибудь спасти? Ну уж нет. Не дай господь, окажется, что это какой-нибудь нейтрал. Да и парням сейчас ни к чему смотреть на людей, беспомощно болтающихся в воде и молящих о помощи. Одно дело представлять себе эту картину, совсем другое – наблюдать воочию. Нужно отправляться на поиски «Чукотки», здесь они свое дело уже сделали.
– Ваше превосходительство, вы приказали сообщить в любое время, если на связь выйдет прапорщик Песчанин.
Дукельский, вытянувшись в струнку, стоял перед Макаровым, который со сна часто моргал и никак не мог сосредоточиться. Чертов Того – и неймется же ему, – этой ночью была повторная попытка запереть проход, а как следствие – бессонная ночь для адмирала, которая по счету. Слава богу, с брандерами разобрались, японцам так и не удалось повторно перекрыть фарватер, хотя они и задействовали шесть пароходов под прикрытием двух дивизионов миноносцев.
В Артуре сейчас с легкими силами было не сказать что плохо – просто катастрофа, в строю было всего-то шесть миноносцев, остальные в ремонте. Но убранный-таки из прохода «Бывалый» позволил выйти в море «Новику» и «Боярину», команды которых долгое время изнывали от безделья и злости. Сегодня ночью они оторвались на всю катушку, вымещая весь накопившийся негатив на противнике, и три потопленных миноносца тому подтверждение. Степан Осипович и сам не удержался – отмахнувшись от всех уговоров, он поднял свой флаг на «Новике» и лично участвовал в бою за проход. И вот теперь решил немного вздремнуть, хотя бы часик.
Наконец сказанное флаг-офицером, с виноватым видом стоявшим сейчас перед ним навытяжку, дошло до сознания Макарова, и тот, резко потерев лицо, тут же взглянул на часы. Меньше часа. Он проспал меньше часа – выходит, что и не поспал, а всего лишь вздремнул. Да-а, все же возраст берет свое, в молодости у него энергии хватало куда на большее. Ладно, отоспимся на том свете.
– Читайте.
– «Будем в пределах видимости крепости в девять часов. Песчанин». – Опять быстрый взгляд на часы – да что ты будешь делать, никак не получается сосредоточиться. Ага, восемь тридцать.
– Передайте Матусевичу мое распоряжение. Крейсерам в полном составе выдвинуться на внешний рейд. При получении от наблюдателей на Электрическом Утесе сообщения о приближении «Чукотки» и «Росича» идти на сближение.
– Миноносцы?
– Нет. Им и без того за последнее время достается, а усталость имеет свойство накапливаться. Не хватало еще начать по-глупому нести потери, только потому что экипажи переутомились. И если вам не трудно, разбудите меня, как только корабли сблизятся. Что-то я совсем расклеился – думаю, что час у меня всяко-разно будет.
– Непременно, ваше превосходительство.
Как только дверь за Дукельским закрылась, Макаров мельком взглянул на календарь. Надо же, первое июня, Песчанин точен. Что же, сам он тоже выполнил все намеченное – вон проход расчистили, как и обещал. Довольно улыбнувшись, Степан Осипович откинулся на подушку и, перевернувшись на другой бок, натянул на себя плед, а уже через минуту каюта наполнилась легким храпом уснувшего на кожаном диване адмирала.
За то время, что прошло после памятного боя у Циньчжоу, успело произойти несколько событий. Победа в этом бою, в большей степени обусловленная именно вмешательством моряков, подбросила весьма увесистую гирьку на весы Макарова в его подковерной борьбе за сосредоточение командования в одних руках. В немалой степени этому способствовало то обстоятельство, что, благодаря доставленным беспроволочным телеграфам, удалось наладить связь с Инкоу, откуда телеграммы прямиком направлялись в Мукден к наместнику. В одной из телеграмм Степан Осипович горячо уверял Алексеева, что вопрос о единоначалии в Артуре необходимо решить в кратчайшие сроки, ибо у него, Макарова, имеется план мероприятий по укреплению обороноспособности Квантуна и недопущению захвата японцами столь необходимого им города Дальнего с его портом. И это в то время, как настроения сухопутного командования указывали на то, что рассматривается только вопрос о скорейшем отходе к крепости, но никак не о недопущении японцев на полуостров.
Алексеев отреагировал незамедлительно. Конечно, он не любил Макарова, и его успехи не так чтобы и сильно радовали наместника, но Макаров был моряком, а тут уж в дело вступала кастовость. С другой стороны, нелишним было указать его величеству, что моряки, несмотря ни на что, бьют японцев и в море, и на суше. Эвон японцы устроили диверсию и затопили русский пароход в проходе, но моряки не только не опустили рук, а подготовили операцию, в результате которой адмиралу Того были нанесены огромные потери. Стессель настолько плохо организовал оборону цзиньчжоуских позиций, что если бы не вмешательство моряков, то русские части непременно сбили бы оттуда. Алексеев не преминул в красках расписать все недостатки и то, как это сумели компенсировать моряки, вспомнил он и установленные открыто орудия, которые были приведены к молчанию уже через несколько часов после начала боя, и об имеющихся в наличии и никак не использованных аэростатах, кои так успешно применили моряки. Одним словом, писано было много, а как результат – его величество принял именно то решение, которого так добивался Алексеев.
Сейчас на тафаншинских высотах спешно возводилась оборонительная линия, на закрытых позициях устраивались батареи полевых орудий. По ночам на старых позициях демонтировались орудия и переправлялись на новые, а вместо них ставились муляжи. Солдаты не скрываясь подновляли укрепления, демонстрируя готовность держаться там и дальше, в то время как за их спинами готовилась та линия укреплений, которую, собственно, и собирались удерживать русские.
Землю вспороли зигзаги окопов в три линии с такими же зигзагообразными ходами сообщений. На позициях появились блиндажи, которые перекрывались бревнами в три наката, что позволяло им выдержать даже прямое попадание стопятидесятимиллиметровых снарядов полевых мортир. Но самое главное – возводилось двадцать дзотов, которые должны были перекрыть сплошным пулеметным огнем все пространство перед линией обороны. Перед траншеями вырастали проволочные заграждения из колючей проволоки.
Как только Рашевский разработал новую систему обороны, материалы посыпались как из рога изобилия. Концерн, эта темная лошадка, щедрой рукой раздавал лес, цемент, ту самую колючую проволоку, закупленную в огромных количествах в САСШ
[1]
. Нет, все это закупалось, но как. Командование только и успевало писать расписки о выплате за все предоставленное по окончании военных действий, и представителям концерна этого было вполне достаточно. У них же было закуплено две сотни пулеметов, сумели они предоставить в достаточном количестве и патроны, которыми, как оказалось, были забиты их склады. В войска поступило и кое-что новое. Гранаты были придуманы уже давно, но те поделки можно было именовать только бомбами, а вот то, что предоставил концерн, могло именоваться именно гранатами. Всплыли на свет божий и минометы. Представители концерна провели демонстрацию этого оружия, и Белый, он сейчас командовал всей артиллерией на Квантуне, остался им весьма довольным. Легкие, маневренные, способные вести навесной огонь, перекрывая практически все мертвые зоны, минометы должны были сказать свое веское слово в этой гористой и сильно пересеченной местности. В настоящий момент для их освоения был уже выделен личный состав, вот только успеют ли они в достаточной мере овладеть новым оружием до того, как навалится противник, было еще непонятно.
