— Мне повезло втом, что я вообще остался жив, — уточнил я. —
Если я правильно понимаю, ничего ужасного вы не нашли.
— У меня ещё нет анализов крови и мочи, но пока могу
сказать, что вы в полном порядке. Я могу назначить вам рентген правой стороны
тела и головы, если вас тревожат какие-то симптомы, но…
— Меня ничего не тревожит. — Кое-что меня всё-таки
тревожило, но эти симптомы рентген бы не выявил. Как и причины, их вызывающие.
Хэдлок кивнул.
— Я так тщательно осматривал вашу культю, потому что вы не
пользуетесь протезом. Подумал, может, у вас повышенная чувствительность. Или
воспалён шов. Но всё хорошо.
— Я просто ещё не созрел для протеза.
— Вот и отлично. Даже лучше, чем отлично. Учитывая, какие у
вас успехи. Как говорится, не чини то, что не сломано. Ваши картины… они
потрясающие. С нетерпением жду выставки в «Скотто». Я возьму с собой жену. Она
уже в предвкушении.
— Это здорово. Спасибо вам. — Прозвучало банально даже для
моих ушей, но я ещё не знал, как реагировать на такие комплименты.
— И так уж вышло, что именно вы платите за пребывание в
«Салмон-Пойнт». Грустно и смешно. Долгие годы — вы должны это знать — Элизабет
приберегала этот дом для художников. Потом заболела и позволила сдавать, как и
любой другой, хотя настояла на минимальном сроке аренды в три месяца. Больше —
пожалуйста. Не хотела, чтобы в этом доме устраивали вечеринки весенние туристы.
Доме, в котором жили легендарные Сальвадор Дали и Джеймс Бама.
[143]
— Не могу поставить ей это в вину. Место особенное.
— Да, но мало кто из знаменитых художников создал там что-то
выдающееся. А потом появляется скромный, обычный арендатор, строитель из
Миннесоты, восстанавливающийся после несчастного случая, и… Элизабет, должно
быть, очень довольна.
— Как говорят в строительном бизнесе, это вы хватили через
край, мистер Хэдлок.
— Джин, — поправил он меня. — И люди, которые слушали вашу
лекцию, так не думают. Вы выступили прекрасно. Я только сожалею, что Элизабет
при этом не присутствовала. Она бы гордилась собой.
— Может, ей удастся приехать на открытие выставки? Джин
Хэдлок покачал головой, очень медленно.
— Я в этом сомневаюсь. Она боролась с Альцгеймером изо всех
сил, но наступает момент, когда болезнь просто берёт верх. Не потому что
пациент слаб, просто таково его физическое состояние. Это как рассеянный
склероз. Или рак. Едва проявляются первые симптомы — обычно это потеря
краткосрочной памяти, — часы начинают отсчёт. Похоже, время Элизабет на исходе,
о чём я очень сожалею. И я понимаю, как и большинство ваших слушателей, что вся
эта суета вам не по нутру…
— Будьте уверены.
— …но если бы Элизабет попала на выставку, она бы так
радовалась за вас! Я знаю её большую часть своей жизни и могу сказать, что она
взяла бы под контроль всё, включая развешивание картин.
— Хотелось бы мне встретиться с ней в те годы.
— Удивительная женщина. Ей было сорок пять, а мне двадцать,
когда мы выиграли микст на любительском теннисном турнире в клубе «Колония» на
Лонгбоут-Ки. Я как раз приехал на каникулы из колледжа. Кубок всё ещё у меня.
Думаю, и она где-нибудь хранит свой.
Его слова напомнили мне фразу: «Вы её найдёте, я уверена».
Но прежде чем я успел подумать, откуда она взялась, в голову пришла другая
мысль. Связанная с тем, о чём шла речь сегодня.
— Доктор Хэдлок… Джин… Элизабет писала красками? Или
рисовала карандашом?
— Элизабет? Никогда, — и он улыбнулся.
— Вы в этом так уверены.
Это точно. Я спросил её однажды и хорошо помню тот случай. В
город с лекцией приехал Норман Рокуэлл. Он не остановился в вашем доме,
предпочёл «Ритц». Норман Рокуэлл — трубка и всё такое! — Джин Хэдлок покачал
головой, теперь он широко улыбался. — Господи, какой поднялся шум, какие были
крики, когда Художественный совет объявил о приезде мистера «Сэтедэй ивнинг
пост».
[144]
Идея принадлежала Элизабет, и ей нравился весь этот ажиотаж. Говорили,
что желающих послушать лекцию хватит, чтобы заполнить стадион Гриффина на
Бен-Хилл… — Он заметил недоумение на моём лице. — Флоридский университет.
Болото, откуда живыми выползают только «Аллигаторы».
— Если вы говорите о футболе, то мой интерес начинается
«Викингами» и заканчивается «Упаковщиками».
[145]
— Дело в том, что я спросил Элизабет о её способностях как
художника по ходу всей этой шумихи. И нужно сказать, на Ро-куэлла народ пришёл,
причём не в аудиторию Гелдбарта, а в Городской центр. Элизабет рассмеялась и
ответила, что она едва сможет нарисовать человечка из палочек и кружочков. Она
ещё воспользовалась спортивной метафорой, вот почему я, вероятно, подумал об
«Аллигаторах». Сказала, что она такая же, как и многие богатые выпускники
колледжа, только её интересует живопись, а не футбол. Она сказала: «Если не
можешь быть спортсменом, дорогой, тогда поддерживай спорт. И если не можешь
быть художником, корми их, заботься о них, обеспечь место, где они могли бы
укрыться от дождя». Но талант к живописи? Нет, нет и нет.
Я хотел рассказать ему об Эгги Уинтерборн, подруге Мэри Айр.
Потом прикоснулся к красной ручке в моём кармане и решил, что не стоит. Решил,
что хочу совсем другого: вернуться на Дьюма-Ки и рисовать. Картина «Девочка и
корабль № 8» была самой грандиозной и смелой из всего цикла, самой большой и
самой сложной, и я её уже практически закончил.
Я встал и протянул руку.
— Спасибо вам за всё.
— Пустяки. Если вы передумаете, и вам потребуются
болеутоляющие посильнее…
iv
Разводной мост на Дьюма-Ки подняли, чтобы пропустить в
сторону Залива дорогую игрушку какого-то богача. Сидя за рулём «малибу», Джек
восхищённо смотрел на девушку в зелёном бикини, которая загорала на палубе.
Радиоприёмник был настроен на волну «Кости». Закончилось рекламное объявление
салона, торгующего мотоциклами (на «Кости» обычно рекламировали продажу
мотоциклов и услуги по ипотеке), группа «Who» заиграла «Magic Bus». Культя
зачесалась, начала зудеть. Зуд медленно усиливался и распространялся вниз. Я чуть
прибавил звука. Потом сунул руку в карман и достал ручку. Не синюю, не чёрную;
она была красной. Повертел её в лучах заходящего солнца. Открыл крышку
бардачка, порылся внутри.
