— Это мне понятно. Об этом я и говорю. Получается, Элизабет,
её отец и няня никому ничего не сказали?
— А у них был выбор? — спросил я. — Разве мог Джон Истлейк
сказать сорока или пятидесяти добровольцам: «Фарфоровая ведьма забрала моих
дочерей, ищите фарфоровую ведьму»? Он мог даже этого и не знать. Хотя в
какой-то момент наверняка выяснил. — Я подумал о картине Элизабет, на которой
Джон кричал. Кричал и истекал кровью.
— Согласен, выбора у него не было, — кивнул Уайрман. — Но я
хочу знать, что произошло после завершения поисков. Перед тем как умереть, мисс
Истлейк говорила о том, что её нужно утопить, чтобы она снова заснула. Она
говорила о Персе? Если да, как это может сработать?
Я покачал головой.
— Не знаю.
— А почему ты не знаешь?
— Потому что остальные ответы — на южной оконечности
острова, — отозвался я. — В первом «Гнезде цапли». И я думаю, что Персе тоже
там.
— Понятно, — кивнул Уайрман. — То есть если мы не намерены
спасаться с Дьюмы бегством, нам не остаётся ничего другого, как отправиться
туда.
— Учитывая произошедшее с Томом, выбора у нас нет, —
согласился я. — Я продал много картин, и в «Скотто» не смогут держать их до
скончания века.
— Выкупите их, — предложил Джейк. Как будто я сам уже не
подумал об этом.
Уайрман усмехнулся.
— Многие владельцы не захотят их продавать даже за двойную
цену. Их не убедит и такая история.
С этим спорить никто не стал.
— Но она не так сильна днём, — нарушил я паузу. — Предлагаю
выехать в девять утра.
— Меня устраивает. — Джек встал. — Приеду без четверти
девять. А сейчас собираюсь перемахнуть мост и вернуться в Сарасоту.
Мост. У меня возникла идея.
— Ты можешь остаться здесь, — предложил Уайрман.
— После такого разговора? — Джек вскинул брови. — При всём
уважении к вам, ни за что. Но завтра я приеду.
— Форма одежды — брюки и высокие ботинки, — предупредил
Уайрман. — Там всё заросло, и могут быть змеи. — Он почесал щёку. — Боюсь, мне
придётся пропустить завтрашнее мероприятие в «Эббот-Уэкслер». Родственникам
мисс Истлейк придётся точить зубы друг на друга. Какая жалость… эй, Джек.
Джек уже направлялся к двери. Теперь обернулся.
— У тебя, часом, нет творений Эдгара?
— М-м-м… ну…
— Выкладывай. Чистосердечное признание облегчает душу,
companero.
— Один рисунок. — Джек переминался с ноги на ногу и, как мне
показалось, покраснел. — Ручкой, чернилами. На обратной стороне конверта.
Пальма. Я… э… как-то вытащил его из мусорной корзинки. Извините, Эдгар.
Поступил нехорошо.
— Всё нормально, но сожги его. Может, я дам тебе другой.
После того, как всё закончится.
«Если закончится», — подумал я, но добавлять не стал. Джек
кивнул.
— Ладно. Подбросить вас до «Розовой громады»?
— Я останусь с Уайрманом, — ответил я, — но сначала мне надо
вернуться в «Розовую громаду».
— Можете не говорить, — улыбнулся Джек. — Пижама и зубная
щётка.
— Нет, — покачал я головой. — Корзинка для пикника и эти
серебряные гар…
Зазвонил телефон, мы переглянулись. Думаю, я сразу понял,
что новости плохие. Почувствовал, как засосало под ложечкой. Раздался второй
звонок. Я посмотрел на Уайрмана, но Уайрман смотрел на меня. Он тоже всё понял.
Я взял трубку.
— Это я. — Голос Пэм, мрачный и печальный. — Крепись, Эдгар.
Когда кто-то произносит такие слова, всегда хочется
застегнуть воображаемый ремень безопасности. Но толку от этого мало. Редко у
кого есть такой ремень.
— Выкладывай.
— Боузи я застала дома и передала всё, что сказал мне ты. Он
начал задавать вопросы, что неудивительно, но я сказала, что тороплюсь, да и
ответов у меня нет. Короче, он согласился выполнить твою просьбу. Со словами:
«Ради старой дружбы».
Под ложечкой засосало сильнее.
— Потом я позвонила Илзе. Не знала, смогу ли застать её, но
она только что вошла. Голос звучал устало, но она вернулась домой в полном
здравии. Завтра я позвоню Линии, когда…
— Пэм…
— Уже подхожу. После Илли я позвонила Кеймену. Кто-то
ответил после второго или третьего гудка, и я начала всё излагать. Думала, что
говорю с ним… — Пауза. — Но трубку снял его брат. Сказал, что Кеймен по пути из
аэропорта заехал в «Старбакс», чтобы выпить чашку кофе с молоком. Когда стоял в
очереди, у него случился сердечный приступ. «Скорая» отвезла его в больницу, но
это была лишь формальность. Брат сказал, что Кеймен умер на месте. Он спросил,
почему я звоню, а я ответила, что теперь это не имеет значения. Правильно?
— Да. — Я не сомневался, что рисунок, купленный Кейменом, не
окажет дурного влияния ни на его брата, ни на кого-то ещё. Свою задачу он уже
выполнил.
— Если это может утешить, возможно, смерть Кеймена — всего
лишь совпадение… Он был очень милым человеком, но набрал слишком уж много
лишних фунтов. Чтобы это понять, хватало одного взгляда.
— Возможно, ты права. — Я не стал спорить, хотя и знал, что
она ошибается. — Я тебе ещё позвоню.
— Хорошо. — Она замялась. — Береги себя, Эдди.
— Ты тоже. Вечером запри двери и включи охранную
сигнализацию.
— Я всегда включаю.
Она разорвала связь. За окнами прибой о чём-то спорил с
ночью. Зачесалась правая рука. Я подумал: «Если бы мог добраться до тебя,
отрезал бы снова. Отчасти — чтобы ты больше не приносила вреда, в основном —
чтобы заткнулась».
Но, разумеется, проблема заключалась не в моей
ампутированной руке и не в кисти, которой она когда-то оканчивалась. Всё дело
было в неком существе в образе женщины, облачённой в красную мантию, которое
использовало меня как грёбаную спиритическую доску.
— Что? — спросил Уайрман. — Не держи нас в неведении,
мучачо, что?
— Кеймен, — ответил я. — Сердечный приступ. Он мёртв.
Я подумал обо всех картинах, находящихся в «Скотто».
Проданных картинах. Там они опасности не представляли, но, как известно, деньги
своё берут. Это даже не мужской закон, это грёбаный американский образ жизни.
— Пойдёмте, Эдгар. — Джек шагнул к двери. — Я подброшу вас
до дома, а потом привезу обратно.
