— Две буквы «Д» — это Дейв Дэвис. В Ревущие двадцатые он был
магнатом Солнечного берега.
— Откуда ты знаешь?
От Мэри Айр, — ответил я, и хладнокровная моя часть,
которой, вероятно, уже никогда не согреться, смогла оценить иронию; жизнь —
колесо, и если ждёшь достаточно долго, она обязательно возвращается в ту точку,
откуда тронулась с места. — Дэвис дружил с Джоном Истлейком и, вероятно,
снабжал Истлейка качественной выпивкой.
— «Шампунь», — воскликнул Джек. — Должно быть, шампанское.
— Молодец, Джек, — похвалил его Уайрман, — но я хочу знать,
что такое «Стол»? И «cera».
— Это испанское слово, — указал Джек. — Вы должны его знать.
Уайрман изогнул бровь.
— Ты думаешь, это sera? Которое начинается с «s». Как в «Que
sera, sera»?
[185]
— Дорис Дэй, тысяча девятьсот пятьдесят шестой, — сказал я.
— «И в будущее нам не заглянуть» («И это тоже хорошо», — подумал я). — В одном
я уверен наверняка. Дэвис не ошибся, говоря, что это последняя партия. — Я
постучал по дате: 19 августа. — Этот парень отплыл в Европу в октябре тысяча
девятьсот двадцать шестого и не вернулся. Исчез в океане. Так, во всяком
случае, сказала мне Мэри Айр.
— А «сега»? — спросил Уайрман.
— Давай пока это оставим. Но странно, что мы вообще
наткнулись на этот листок.
— Немного странно, но не так, чтобы совсем, — не согласился
со мной Уайрман. — Если ты вдовец и у тебя юные дочери, захотел бы ты брать в
новую жизнь последнюю расписку своего бутлегера?
Я подумал и решил, что какая-то логика в его словах есть.
— Нет… но я, скорее, уничтожил бы её, вместе с
порнографическими открытками.
Уайрман пожал плечами.
— Мы никогда не узнаем, сколь много инкриминирующих его
бумаг он уничтожил… или сколь мало. Если не считать редких выпивок с друзьями,
законов он, возможно, не нарушал. Но, мучачо… — Он положил руку мне на плечо. —
Эта бумага настоящая. Мы её нашли. И если что-то там пытается нас уничтожить,
может, что-то другое помогает нам… немного. Или такое невозможно?
— Мечтать не вредно. Давай посмотрим, вдруг тут есть что-то
ещё.
ii
Поначалу казалось, что поиски наши напрасны. Мы обследовали
комнаты первого этажа и не нашли ничего, разве что один раз едва не нарвались
на серьёзные неприятности, когда моя нога провалилась сквозь пол в бывшей
столовой. Уайрман и Джек тут же подскочили ко мне, и, к счастью, провалилась
моя больная нога: здоровая помогла сохранить равновесие.
Возможности обследовать верхние этажи не было. Сохранился
один лестничный пролёт, а за площадкой и небольшим участком перил синело небо и
раскачивалась крона высокой капустной пальмы. От второго этажа ещё что-то
оставалось, третьего — как не бывало.
Мы тронулись в обратный путь к кухне и импровизированной
ступеньке, с которой поднялись в дом. И отчитаться о проделанной работе мы
могли лишь одним листком, в котором сообщалось о доставленной партии спиртного.
Я предполагал, что могло означать слово «сега», но пользы от этой догадки не
было никакой, потому что мы не знали, где находится Персе.
А она была здесь.
И близко.
Иначе почему ещё дорога сюда далась нам с таким трудом?
Уайрман — он шёл первым — так резко остановился, что я
влетел в него. А Джек — в меня, стукнув по заду корзинкой для пикника.
— Нам нужно проверить ступени, — заявил Уайрман тоном
человека, который просто не верит, что показан себя таким тупицей.
— О чём ты? — спросил я.
— Мы должны проверить, нет ли в ступенях «ха-ха». Мне
следовало сразу об этом подумать. Должно быть, с головой у меня совсем плохо.
— А что такое «ха-ха»? Уайрман уже двинулся к лестнице.
— Тайник. В «Эль Паласио» он находится на главной лестнице,
под четвёртой ступенькой снизу. Мисс Истлейк говорила, что идея принадлежала её
отцу — он разместил тайник как можно ближе к входной двери, на случай пожара. В
тайнике стоит денежный ящик, а в нём лежат несколько старых вещей и фотографий,
но раньше она держала там завещание и лучшие драгоценности. Правда, мисс
Истлейк сделала большую ошибку — рассказала об этом своему адвокату, а тот
настоял, чтобы она отправила всё в банковскую ячейку в Сарасоте.
Мы уже стояли у подножия лестницы, рядом с холмом дохлых ос.
Вонь дома накатывала густыми волнами со всех сторон. Уайрман повернулся ко мне,
его глаза блестели.
— Мучачо, она держала в том ящике несколько наиболее ценных
фарфоровых статуэток. — Он оглядел лестничный пролёт, ведущий в синее небо. —
Как ты считаешь… если Персе — нечто вроде фарфоровой статуэтки, которую Джон
выловил со дна Залива… может ли она быть спрятана именно здесь, под одной из
ступенек?
— Я думаю, всё возможно. Будь осторожен. Очень.
— Готов спорить на что угодно, тайник тут есть, — уверенно
заявил Уайрман. — Мы всегда копируем выученное в детстве.
Он откинул ботинком валявшихся на полу перед лестницей
дохлых ос (они зашуршали, как бумага), опустился на колени. Присмотрелся к
первой ступеньке, второй, третьей. Когда добрался до четвёртой, попросил:
— Джек, дай мне фонарь.
iii
Я говорил себе, что Персе в тайнике под ступенькой нет
(слишком лёгким и простым представлялся такой вариант), но помнил о фарфоровых
статуэтках, которые Элизабет клала в жестянку из-под печенья «Суит Оуэн». Так
что сердце у меня учащённо забилось, когда Джек, порывшись в корзинке для
пикника, достал здоровенный фонарь с ручкой из нержавеющей стали. Вложил в
протянутую руку Уайрмана, как медсестра передаёт инструмент оперирующему
хирургу.
Когда Уайрман направил луч на лестницу, я заметил, что
блеснуло золото: маленькие петли в глубине под ступенькой.
— Уайрман, один момент, — вырвалось у меня. Он повернулся ко
мне.
— Сначала понюхай.
— Что сделать?
— Понюхай. Скажи мне, нет ли запаха влаги.
Он понюхал ступеньку, которая поднималась на петлях, опять
повернулся ко мне.
