— Свети на меня.
— Вы не поняли. Фонарь нужен вам не для света, он нужен для
неё.
Дошло до меня не сразу.
— Вам нужно открутить крышку и вытащить батарейки. Вы
опустите внутрь статуэтку. А воду я вам передам.
Уайрман невесело рассмеялся:
— Уайрману это нравится, ниньо. — Потом он наклонился ко
мне: — Давай. Сука она или сумка, утопи её, и покончим с этим.
ix
Четвёртая перекладина сломалась. Лестница наклонилась, и я
упал вместе с фонарём, зажатым между боком и культёй. Сначала луч осветил
темнеющее небо, потом блоки из кораллового известняка, покрытые мхом. К одному
я приложился головой, и перед глазами вспыхнули звёзды. А мгновением позже я
лежал на неровной постели из костей и смотрел в вечную улыбку Адрианы Истлейк
Полсон. Одна из белёсых жаб выпрыгнула из черноты между замшелыми зубами, и я
врезал по ней ручкой фонаря.
— Мучачо! — крикнул Уайрман, и тут же Джек добавил:
— Босс, вы в порядке?
Я поранил голову (чувствовал, как по лицу текут струйки
тёплой крови), но в остальном жалоб вроде бы не было. Во всяком случае, в
Стране тысячи озёр
[193]
мне досталось куда как сильнее. И лестница пусть
наклонилась, но устояла. Я посмотрел направо и увидел покрытый мхом кег
столового виски, поиски которого и привели нас сюда. Теперь на нём сидели две
жабы, а не одна. Они поймали мой взгляд и прыгнули мне в лицо, выпучив глаза,
разинув пасти. К большому сожалению Персе (насчёт этого я не сомневался), зубов
у них, в отличие от большого мальчика Элизабет, не было. Ах, те славные
денёчки!..
— Всё нормально, — ответил я, отшвыривая жаб и пытаясь
сесть. Кости ломались подо мной и вокруг меня. Хотя… нет. Они не ломались. Были
слишком старыми и влажными, чтобы ломаться. Сначала гнулись, потом
разваливались на куски. — Джек, давай воду. Сбрось её в мешке, только
постарайся не попасть мне в голову.
Я посмотрел на няню Мельду.
«Я собираюсь взять ваши браслеты, — мысленно сказал я ей, —
но это не воровство. Если вы где-то близко и можете видеть, что я делаю,
надеюсь, вы поймёте, что просто поделились ими со мной. Передали по
наследству».
Я осторожно снял их с её костей, надел на левое запястье,
поднял руку, чтобы под своей тяжестью они соскользнули на предплечье.
Надо мной Джек свесил руки и голову вниз.
— Осторожно, Эдгар!
Пакет упал вниз. Одна из костей, которые я разломил при
падении, воткнулась в него, полилась вода. Я вскрикнул от испута и раздражения,
заглянул в пакет. Кость пробила только одну пластиковую бутылку, ещё две
оставались целыми. Я повернулся к покрытому мхом кегу, сунул руку в мокрую
слизь под ним, попытался сдвинуть. Поначалу не получалось, но тварь, которая
находилась внутри, забрала мою дочь, и теперь я хотел до неё добраться. Наконец
кег покатился ко мне, и тут же приличный кусок кораллового известняка
соскользнул с него и упал в грязь на дне цистерны.
Я направил луч на кег. На той его части, что была обращена к
стене, мох практически не нарос, и я различил горца в килте, с одной поднятой
ногой. Я увидел также зигзагообразную трещину, которая уходила вниз по боковой
поверхности. Возникла она от удара вывалившегося из стены и упавшего куска
известняка. С того самого момента бочонок, который Либбит наполнила водой из
бассейна в 1927 году, потёк и теперь практически опустел.
Я мог слышать, как внутри что-то дребезжит.
«Я убью тебя, если ты не остановишься, а если остановишься,
позволю тебе уйти. Тебе и твоим друзьям».
Я почувствовал, как мои губы расходятся в ухмылке. Видела ли
Пэм такую ухмылку, когда мои пальцы сжали её шею? Разумеется, видела.
— Не следовало тебе убивать мою дочь. «Остановись, иначе я
убью и вторую».
Сверху позвал Уайрман, в его голосе звучало неприкрытое
отчаяние.
— Появилась Венера, амиго. Я это воспринимаю как дурной
знак.
Я сидел, привалившись к влажной стене. Коралловый известняк
колол мне спину, кости скелетов упирались в бок. Недостаток пространства
ограничивал движение, и в какой-то другой стране слепленное бедро пульсировало
болью — ещё не начало орать, но всё к этому шло. Я понятия не имел, как мне
удастся в таком состоянии подняться по лестнице, но слишком злился, чтобы
волноваться об этом.
— Прошу извинить, мисс Булочка, — пробормотал я Ади и
вставил ручку фонаря в её раззявленный рот. Потом взял керамический кег обеими
руками… потому что обе руки были на месте. Согнул здоровую ногу, каблуком
ботинка раздвигая в обе стороны грязь и кости. Поднял кег в подсвеченную
фонарём пыль и с размаху опустил на выставленное колено. Бочонок треснул снова,
выплеснув грязную воду, но не разбился.
Персе закричала внутри, и я почувствовал, как из носа
потекла кровь. И цвет луча фонаря изменился. Стал красным. В этом алом сиянии
черепа Ади Полсон и няни Мельды таращились на меня, улыбались. Я посмотрел на
покрытые мхом стены грязного колодца, в который спустился по собственной воле,
и увидел другие лица: Пэм… Мэри Айр — перекошенное от ярости, как и в тот
момент, когда она разносила рукояткой пистолета затылок моей дочери… Кеймена —
с написанным на нём вечным изумлением, когда он падал на землю после обширного
инфаркта… Тома — выворачивающего руль автомобиля, чтобы врезаться в бетонную
стену на скорости семьдесят миль в час.
И что хуже всего, я увидел лицо Моники Голдстайн,
выкрикивающей: «Ты убил моего пёсика!»
— Эдгар, что с вами? — донёсся голос Джека, находящегося в
тысяче миль от меня.
Я подумал о музыкальном дуэте «Shark Puppy», исполняющем
песню «Раскопки» на волне радиостанции «Кость». Я подумал о том, как сказал
Тому: «Тот человек умер в пикапе».
«Тогда положи меня в карман, и мы уйдём вместе, — сказала
она. — Мы уплывём вместе в твою действительно другую жизнь, и все города мира
будут у твоих ног. Ты будешь жить долго… я это устрою… и ты станешь художником
столетия. Они будут сравнивать тебя с Гойей. С Леонардо».
— Эдгар, — теперь в голосе Уайрмана преобладала паника, —
сюда с берега идут люди. Думаю, я их слышу. Это плохо, мучачо.
«Они тебе не нужны. Они нам не нужны. Они — никто, всего
лишь… никто, всего лишь команда».
«Никто, всего лишь команда». И вот тут такая красная ярость
затопила мой мозг, что даже правая рука вновь начала ускользать из этого мира.
Но прежде, чем она исчезла полностью… прежде, чем я потерял контроль что над
яростью, что над чёртовым треснутым кегом…
