— Одной перекладины нет, — предупредил я. — И если ты не
хочешь здесь умереть, будь предельно осторожен.
— Я не могу умереть сегодня, — ответил он высоким и дрожащим
голосом, каким не говорил никогда. — Завтра у меня свидание.
— Поздравляю.
— Спа…
Он промахнулся мимо перекладины. Лестница сместилась. Я уже
не сомневался, что сейчас он упадёт на меня, на фонарь, который я держал в
руке. А если вода выплеснется, то Персе выскользнет, и все наши усилия пойдут
прахом.
— Что там у вас? — крикнул сверху Уайрман. — Что происходит?
Джек удержался, схватился рукой за так удачно подвернувшийся
выступ на блоке кораллового известняка. Я увидел, как его нога дотянулась до
следующей перекладины.
— Господи, — прошептал он, — Господи, Господи.
— Что там у вас? — проревел Уайрман.
— У Джека Кантори лопнули штаны, — ответил я. — Атеперь
помолчи. Джек, ты почти на месте. Она в фонаре, но у меня только одна рука, и я
не могу взять крышку. Ты должен спуститься и найти её. На меня можешь
наступить, я не против, но только не выбей из моей руки фонарь. Хорошо?
— Х-хорошо. Эдгар, я уже думал, что свалюсь.
— Я тоже. Спускайся дальше. Только медленно.
Он спустился, сначала наступил мне на бедро (больно), потом
поставил ногу на одну из пустых пластиковых бутылок. Она затрещала. Наступил на
что-то ещё, и это что-то, чвакнув, развалилось, как сломанная погремушка.
— Эдгар, что это было? — Джек чуть не плакал. — Что…
— Ерунда. — Я не сомневался, что он раздавил череп Ади.
Бедро Джека задело фонарь. Несколько капель холодной воды упали мне на руку. В
металлическом цилиндре что-то ударилось и повернулось. А в голове открылся
ужасный чёрно-зелёный (цвета воды в глубинах, куда не проникает свет) глаз.
Посмотрел на мои самые тайные мысли в том месте, где злость перекрывает ярость
и становится убийственной. Увидел… потом укусил. Как женщина может укусить
сливу. Никогда не забуду этого ощущения.
— Осторожно, Джек… места тут — чуть. Как на сверхмалой
подводной лодке. Помни об этом.
— Мне не по себе, босс. Лёгкий приступ клаустрофобии.
— Глубоко вдохни. Ты можешь это сделать. Мы скоро выберемся
отсюда. У тебя есть спички?
Спичек у него не было. Как и зажигалки. В субботу Джек мог
выпить шесть банок пива, но табачный дым не пачкал его лёгкие. Потекли долгие,
кошмарные минуты (Уайрман говорит, не больше четырёх, но по моим ощущениям —
тридцать, как минимум тридцать), в течение которых Джек вставал на колени,
рылся руками среди костей, чуть смещался, снова вставал на колени, рылся. Моя
рука начала уставать. Моя кисть начала неметь. Кровь по-прежнему бежала из раны
на груди — то ли медленно свёртывалась, толи не свёртывалась вообще. Но хуже
всего дело обстояло с кистью. Чувствительность пропала полностью, скоро у меня
создалось впечатление, что я уже и не держу фонарь, потому что видеть его не
мог и не чувствовал кожей. А ощущение веса скрадывалось усталостью мышц. Мне
пришлось бороться с желанием постучать металлической ручкой по стене, чтобы
убедиться, что я по-прежнему держу фонарь, хотя я знал: если постучу, могу его
выронить. Появились мысли, что крышка окончательно затерялась среди костей и
костных осколков, и Джеку никогда не найти её без света.
— Как там у вас? — крикнул Уайрман.
— Продвигаемся! — ответил я. Кровь капала в левый глаз,
щипала, я моргал, чтобы избавиться от неприятных ощущений. Я пытался подумать
об Илли, моей If-So-Girl, и пришёл в ужас, осознав, что не могу вспомнить её
лицо. — Маленькое приветствие, небольшая державка, но мы этим занимаемся.
— Что?!
— Препятствие! Маленькое препятствие, небольшая задержка! У
тебя бананы в ушах, Уайрман?
Ручка фонаря наклонилась? Я боялся, что да. Вода могла
бежать по моей кисти, а я бы ничего не почувствовал. Потому что она онемела. А
если ручка не наклонилась, и я, пытаясь выправить наклон, только бы все
ухудшил?
«Если вода побежит через край, её голова покажется над
поверхностью в считанные секунды. И тогда всё закончится. Ты это знаешь, не так
ли?»
Я знал. Сидел в темноте с поднятой рукой, боясь
шевельнуться. Терял кровь и ждал. Время остановилось, память стала призраком.
— Вот она, — наконец сказал Джек. — Застряла в чьих-то
рёбрах. Секундочку… Уже держу.
— Слава Богу, — выдохнул я. — Слава Иисусу. — Я видел его
перед собой, тёмный силуэт, стоящий на одном колене между моих расставленных
полусогнутых ног, на костях, которые когда-то были частью скелета старшей
дочери Джона Истлейка. Я протянул руку к Джеку. — Накрути крышку. Только
осторожно, потому что я больше не могу держать фонарь вертикально.
— К счастью, у меня две руки, — отозвался Джек. Одной он
обхватил мою, чтобы заполненный водой фонарь не дрожал, второй начал
закручивать крышку. Прервался только раз, чтобы спросить, почему я плачу.
— От облегчения, — ответил я. — Продолжай. Доведи дело до
конца. Поторопись.
Когда крышка встала на место, я взял у Джека фонарь. С водой
он весил меньше, чем с батарейками, но меня это не волновало. Хотелось убедиться,
что крышка завёрнута до предела. Вроде бы так оно и было. Я попросил Джека
наверху отдать фонарь Уайрману, чтобы проверил и он.
— Отдам, — пообещал Джек.
— И постарайся не сломать другие перекладины. Мне они
потребуются всё.
— Для вас главное — перебраться через сломанную ступеньку,
Эдгар. А потом мы вас вытащим.
— Ладно, а я никому не скажу, что у тебя лопнули штаны. Вот
тут он даже рассмеялся. Я наблюдал, как его тёмный силуэт поднимается по
лестнице. В один момент он высоко задрал ногу, чтобы перебраться через
сломанную перекладину. Именно тогда я испугался, потому что мысленным взором
увидел, как крохотные фарфоровые ручонки отвинчивают крышку изнутри (да, хоть я
и не сомневался, что пресная вода обездвижила её), но Джек не вскрикнул, не свалился
вниз, и жуткое видение исчезло. Я смотрел на круг более светлой темноты над
головой, до которого Джек и добрался.
Когда он вылез из цистерны, Уайрман крикнул:
— Теперь ты, мучачо.
— Минутку, — ответил я. — Твои подружки ушли?
— Убежали. Полагаю, торопились к отплытию.
— А Эмери?
— Думаю, тебе это нужно увидеть собственными глазами.
Поднимайся.
— Минутку, — повторил я.
