— Точно.
Мы смотрели друг на друга, когда мимо на своей моторке вновь
пронеслись три женщины, смеясь громче и махая руками энергичнее, чем прежде.
Сладкие пташки юности, летящие на послеполуденных винных кулерах.
[202]
Мы им
отсалютовали.
— Выжившим родственникам мисс Истлейк не придётся
тревожиться насчёт получения лицензий на строительство на их новых земельных
приобретениях? — спросил Уайрман, когда успокоились волны, поднятые моторкой.
— Думаю, не придётся.
Он помолчал немного, кивнул.
— Хорошо. Отправить целый остров в сундук Дейви Джонса.
[203]
Меня устраивает. — Он поднял серебряный цилиндр, посмотрел на оранжевый буй,
отмечающий местонахождение впадины на дне озера Фален, перевёл взгляд на меня.
— Хочешь сказать слова прощания, мучачо?
— Да, — кивнул я, — но много их не будет.
— Тогда готовься. — Уайрман встал на колени, повернулся к
борту, цилиндр оказался над водой. Солнце отражалось от полированного серебра —
я надеялся, что в последний раз за ближайшую тысячу лет… но меня не покидала
мысль, что Персе умела выбираться на поверхность. Проделывала это раньше и,
возможно, смогла бы проделать и на этот раз. Даже из Миннесоты ей, так или
иначе, удалось бы добраться до caldo.
Но я произнёс слова, которые держал в голове:
— Упокойся навеки.
Уайрман разжал пальцы. Послышался тихий всплеск. Мы
перегнулись через борт и наблюдали, как серебряный цилиндр, отразив последний
блик солнца, плавно исчезает из виду.
ii
Уайрман остался на ночь, потом на вторую. Мы ели стейки с
кровью, пили зелёный чай во второй половине дня, говорили о чём угодно, только
не о недавнем общем прошлом. Потом я отвёз его в аэропорт, откуда он улетел в
Хьюстон. Там он собирался взять напрокат автомобиль. По его словам, чтобы
посмотреть страну.
Я предложил проводить его до контрольного пункта, но он
покачал головой.
— Не хочу, чтобы ты смотрел, как Уайрман снимает туфли перед
выпускником школы бизнеса. Adios мы скажем здесь, Эдгар.
— Уайрман… — начал я и больше ничего не сказал. Перехватило
горло.
Он обнял меня, расцеловал в обе щёки.
— Послушай, Эдгар. Самое время для третьего действия. Ты
меня понимаешь?
— Да.
— Приезжай в Мексику. Когда осознаёшь, что готов. И если
захочешь.
— Я об этом подумаю.
— Обязательно подумай. Con Dios, mi amigo; siempre con
Dios.
[204]
— И с тобой, Уайрман. И с тобой.
Я наблюдал, как он уходит, с сумкой на плече. Мне внезапно
вспомнился его голос в ту ночь, когда Эмери напал на меня в гостиной «Розовой
громады». Уайрман показал себя во всей красе: прокричал «cojudo de puta madre»,
прежде чем вогнать серебряный подсвечник в лицо мертвяка. Мне хотелось, чтобы
Уайрман обернулся… и моё желание исполнилось. «Должно быть, поймал мысль», —
сказала бы моя мать. Или сработала интуиция. Так сказала бы няня Мельда.
Он увидел, что я стою на прежнем месте, и его лицо
осветилось улыбкой.
— Живи днём, Эдгар! — крикнул он. Люди поворачивались,
смотрели на него.
— И позволь жить дню, — откликнулся я.
Он отдал мне честь, рассмеялся и ушёл. Разумеется, со
временем я поехал на юг, в его маленький городок, но, хотя он по-прежнему живёт
в своих изречениях (они для меня всегда в настоящем времени), больше я Уайрмана
никогда не увидел. Он умер двумя месяцами позже на рыночной площади
Тамасунчаля, когда торговался, покупая свежие помидоры. Я думал, у нас ещё
будет время, но мы всегда так думаем, не правда ли? Мы так часто обманываем
себя, что могли бы зарабатывать этим на жизнь.
iii
В коттедже на Астор-лейн мой мольберт (с картиной, накрытой
полотенцем) стоял в гостиной, где света было достаточно. Рядом, на столе с
красками, лежало несколько фотографий Дьюма-Ки, сделанных с самолёта, но я
практически на них не смотрел: видел остров во снах, и до сих пор вижу.
Я бросил полотенце на диван. На переднем плане моей картины
(моей последней картины) высилась «Розовая громада», нарисованная так
реалистично, что я буквально слышал, как при каждой набегающей волне под домом
говорят ракушки.
У одной из свай (идеальный сюрреалистический штрих) бок о
бок сидели куклы. Слева — Реба, справа — Фэнси, которую Кеймен привёз из
Миннесоты. Идея принадлежала Илли. Залив, по большей части синий в период моего
пребывания на Дьюма-Ки, я нарисовал тускло и зловеще зелёным. Небо закрывали
чёрные облака. Они собирались в верхней части холста и уходили за него.
Правая рука начала зудеть, и памятное мне ощущение
могущества вошло и охватило меня. Теперь я видел свою картину глазом бога… или
богини. Я мог от всего этого отказаться, но такое давалось нелегко.
Создавая картины, я влюблялся в мир.
Создавая картины, я обретал цельность.
Какое-то время я работал, потом отложил кисть в сторону.
Большим пальцем смешал коричневую и жёлтую краски, нанёс их на уже нарисованный
берег… чуть-чуть… словно поднялась лёгкая пелена песка, вызванная первым
дуновением ветра.
И на Дьюма-Ки, под чёрными облаками надвигающегося июньского
урагана, ветер начал набирать силу.
Как рисовать картину (XII)
Почувствуйте, что картина закончена, а когда почувствовали —
отложите карандаш или кисть. Всё остальное — только жизнь.
Февраль 2006 — июнь 2007
Авторское послесловие
Я позволил себе определённые вольности с географией
западного побережья Флориды и с его историей. Хотя Дейв Дэвис реально
существовал и действительно исчез, всё, связанное с ним, — выдумка.
И никто, кроме меня, не называет внесезонные ураганы «Элис».
Я хочу поблагодарить мою жену, писательницу Табиту Кинг,
которая прочитала один из первых вариантов рукописи и предложила важные
изменения: коробка из-под печенья «Суит Оуэн» — только одно из них.
