Я выбрал второй вариант. Но перед тем как двинуться в
обратный путь, я оглянулся и увидел стоящий на берегу, чуть южнее, полосатый
парусиновый шезлонг. А рядом с ним — стол под зонтом, таким же полосатым, как и
парусина шезлонга. В шезлонге сидел человек. Точка, которую я видел из окна
«Розовой громады», превратилась в высокого, крепко сложенного мужчину, одетого
в джинсы и белую рубашку с закатанными до локтей рукавами. Ветер развевал его
длинные волосы. Лицо я рассмотреть не мог: нас разделяло слишком большое
расстояние. Он заметил, что я смотрю на него, и помахал рукой. Я ответил тем же,
повернулся и двинулся по своим следам домой. Так я впервые встретился с
Уайрманом.
ii
Перед тем как я заснул, последней в голове мелькнула мысль о
том, что во второй день нового года из-за боли в ноге мне будет не до прогулок.
Но, к своей радости, я обнаружил, что ошибся: горячая ванна позволила полностью
восстановить подвижность.
Вот почему после полудня я снова вышел из дома. Никаких
поставленных целей, никакой реализации загаданного под Новый год желания,
никакой «числовой игры». Просто человек, прогуливающийся по берегу, иногда
подходящий к кромке воды достаточно близко, чтобы поднять в воздух стайку
сыщиков. Время от времени я нагибался, чтобы взять и положить в карман
понравившуюся мне ракушку (через неделю я уже носил с собой пластиковый пакет,
куда и складывал найденные сокровища). Когда я подошёл достаточно близко к
шезлонгу и столу с зонтом над ним, чтобы разглядеть здоровяка (сегодня он надел
белую рубашку, брюки цвета хаки и обошёлся без обуви), я развернулся и двинулся
к «Розовой громаде». Но лишь после того, как помахал ему рукой и увидел
ответное приветствие.
Вот так я положил начало моим Великим береговым прогулкам. С
каждым последующим днём (всегда во второй его половине) они удлинялись, и я мог
всё яснее разглядеть этого крепко сложенного мужчину, который сидел на
парусиновом шезлонге. Мне стало очевидно, что и у него заведённый порядок дня:
по утрам он появлялся на пляже с той старухой, вывозил её в инвалидном кресле
по деревянным мосткам, которые я не мог разглядеть из окна «Громады». Во второй
половине дня выходил сам. Он никогда не снимал рубашку, но его руки и лицо
загорели дочерна — цветом не отличались от старой мебели в каком-нибудь богатом
доме. На столе я видел высокий стакан и кувшин, толи с водой, толи с лимонадом
или джин-тоником. Мужчина всегда махал мне рукой, а я отвечал тем же.
В один из январских дней, когда я сократил разделявшее нас
расстояние до осьмушки мили, на песке появился второй полосатый шезлонг. А на
столе — второй высокий стакан, пустой, но приглашающий. Когда я помахал мужчине
рукой, он сначала помахал в ответ, а потом указал на второй шезлонг.
— Спасибо, но ещё не могу! — крикнул я.
— Подходите! — донеслось до меня. — Обратно я вас отвезу на
гольф-каре!
Я улыбнулся. Илзе посоветовала мне купить гольф-кар, чтобы я
мог носиться взад-вперёд по берегу, распугивая сыщиков.
— В моих планах гольф-кар не значится, но со временем я до
вас дойду! Что бы у вас ни было в кувшине — мне со льдом!
— Вам лучше знать, мучачо! — Он отсалютовал мне. — А пока
живи днём и позволь жить дню!
Я помню все высказывания Уайрмана, но точно знаю, что в наибольшей
степени ассоциирую с ним именно это, поскольку ещё до того, как узнал его имя и
даже пожал руку, услышал от него: «Живи днём и позволь жить дню».
iii
В ту зиму Фримантл не только прогуливался, но ещё и
готовился к тому, чтобы снова начать жить. И осознание, что всё к этому идёт,
чертовски радовало. Одним ветреным вечером, когда волны обрушивались на берег,
а ракушки под домом не переговаривались, а спорили, я принял решение: если
точно буду знать, что у меня действительно начинается новая жизнь, то вынесу
Ребу, воздействующую на злость куклу, на берег, оболью жидкостью для растопки и
подожгу. Похороню прошлую жизнь, как викинга. Почему бы и нет?
Всё это время я продолжал рисовать, меня тянуло к этому, как
сыщиков и пеликанов — к воде. Через неделю я уже сожалел о том, что убил
столько времени на цветные карандаши. Отправил Илзе электронное письмо с
благодарностью за то, что она подтолкнула меня к краскам, получил ответ, в
котором она указана, что по этой части я в понуканиях не нуждался. Она также
написала, что «Колибри» выступили в большой церкви в Потакете, штат Род-Айленд
(разогревались перед турне), и паства пришла в дикий восторг, хлопая в ладони и
крича «аллилуйя». «Проходы были заполнены раскачивающимися людьми, — прочитал
я. — Для баптистов это танцы».
В ту зиму Интернет вообще и Гугл в частности стали моими
ближайшими друзьями, пусть по клавишам приходилось стучать одним пальцем. Когда
дело дошло до Дьюма-Ки, я нашёл не только карту. Мог бы копать и глубже, но
что-то остановило меня, подсказало, что с этим можно повременить. Потому что
больше всего меня интересовала информация о разных необычностях, связанных с
людьми, лишившимися рук-ног, и я наткнулся на золотую жилу.
Должен сразу отметить: воспринимая все истории, которые
подкидывал мне Гугл с известной долей скептицизма, я ни одну, даже самую
невероятную, не отметал с порога. Потому что не сомневался: странности,
случившиеся со мной, имеют самое прямое отношение к полученным мною травмам — к
повреждению зоны Брока, к потере руки, а может, и к первому и ко второму
одновременно. Я мог в любой момент взглянуть на нарисованный мною портрет
Карсона Джонса в футболке с номером Тори Хантера, и не сомневался, что кольцо,
подаренное мистером Джонсом Илзе по случаю помолвки, куплено им в «Зейлс».
Менее конкретными, но столь же убедительными доказательствами служили мои
становящиеся всё более сюрреалистическими картины. Закорючки в телефонном
блокноте, которые я выводил в прошлой жизни, не имели ничего общего с
фантастическими закатами, которые я рисовал теперь.
Я был далеко не первым человеком, который, потеряв часть
тела, приобрёл что-то взамен. Во Фредонии, штат Нью-Йорк, лесоруб отрезал себе
кисть, находясь в лесу, но сумел спастись, потому что прижёг кровоточащее
запястье. Кисть он принёс домой, положил в бутыль со спиртом и поставил в
подвал. Три года спустя кисть, более не соединённая с рукой, вдруг начала
сильно мёрзнуть. Мужчина спустился в подвал и обнаружил, что окно разбито, и
зимний ветер обдувает бутыль, в которой плавала отрезанная кисть. Когда бывший
лесоруб поставил бутыль рядом с камином, ощущение, что кисть мёрзнет, сразу
исчезло.
Русскому крестьянину из Туры, затерявшейся в сибирских
просторах, какая-то сельскохозяйственная машина оторвала руку по локоть, после
чего у него открылась способность находить воду. Если он оказывался в том
месте, где была вода, оторванная часть левой руки холодела и ощущала влагу.
Согласно прочитанным мной статьям (я нашёл три), он никогда не ошибался.
