Мне начало жечь ампутированную руку. Выбор у меня был
простой: либо прекратить это, либо рехнуться, и я знал лишь один действенный
способ. Пошёл наверх и следующие три часа рисовал, рисовал, рисовал. Без модели
на столе, без вида за окном. Не нуждался ни в первом, ни во втором. Всё уже
держал в голове. И работая, я осознал, что это та самая картина, к которой меня
подводили все предыдущие. Я говорю не о девочке в вёсельной лодке — она служила
лишь дополнительной приманкой, якорем, зацепленным за реальность. Корабль — вот
к чему я шёл всё это время. К кораблю и закату. Оглядываясь назад, я вижу всю
иронию сложившейся ситуации: именно в «Здрасьте», моем первом карандашном
наброске, сделанном в день приезда, я в наибольшей степени приблизился к этой
подсознательной цели.
iii
Я рухнул на кровать где-то в половине четвёртого и спал до
девяти утра. Проснулся свежим, бодрым, освободившимся от всех забот. И погода
не подкачала: выдался первый за неделю безоблачный и тёплый день. Баумгартены
готовились к возвращению на север, но я успел побросать фрисби с их мальчиками
до того, как они уехали. Я не жаловался на настроение, боль практически ушла. И
до чего это приятно — ощущать себя таким же, как все, пусть лишь на час.
У Элизабет голова тоже очистилась от тумана. Я прочитал ей
несколько стихотворений, пока она расставляла фарфоровые статуэтки. Компанию
нам составил и Уайрман, которого заразило всеобщее благостное настроение. В тот
день, казалось, весь мир радовался жизни. И только потом до меня дошло, что
Джордж «Кэнди» Браун, возможно, похищал двенадцатилетнюю Тину Гарибальди в тот
самый момент, когда я читал Элизабет стихотворение Ричарда Уилбура о стирке:
«Любовь зовёт нас ко всему земному». Я выбрал его, потому что утром прочитал
газетную заметку, где указывалось, что стихотворение это — фаворит Дня Святого
Валентина. Момент похищения Тины Гарибальди зафиксировали предельно точно.
Произошло это в 15.16, согласно временной отметке на видеозаписи, и, возможно,
именно в тот момент я прервался, чтобы отпить из стакана зелёного чая Уайрмана,
после чего продолжил читать стихотворение Уилбура, которое распечатал из
Интернета.
Разгрузочные площадки позади торгового центра «Перекрёсток»
контролировались камерами наблюдения. Полагаю, с тем, чтобы предотвратить кражу
товара. На этот раз они зафиксировали кражу жизни ребёнка. Тина, стройная
девочка в джинсах и с рюкзачком на спине, пересекала контролируемую камерами
территорию справа налево. Вероятнее всего, она собиралась заглянуть в торговый
центр по пути домой. На плёнке, которую телевизионщики крутили с маниакальным
упорством, он появляется из-за пандуса и хватает её за руку. Она вскидывает
голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и вроде бы задаёт вопрос. Браун кивает в
ответ и уводит её. Поначалу она не сопротивляется, но потом, аккурат перед тем,
как они исчезают за большим мусорным контейнером, Тина пытается вырваться. Но
он по-прежнему цепко держит девочку за запястье, пока они не пропадают из поля
зрения камеры. Согласно заключению судебного медика, он убил её почти шестью
часами позже, но, судя по тому, в каком виде нашли её тело, эти часы тянулись
очень долго для маленькой девочки, которая никому не причинила вреда. Должно
быть, показались бесконечностью.
«За открытым окном утренний воздух полон ангелов», — пишет
Ричард Уилбур в стихотворении «Любовь зовёт нас ко всему земному». Но нет,
Ричард. Нет.
Это были всего лишь простыни.
iv
Баумгартены уехали. Собаки Годфри обгавкали их на прощание.
Команда «Весёлых служанок» прибыла в дом, где останавливались Баумгартены, и
провела генеральную уборку. Тело Тины Гарибальди, обнажённое ниже пояса, нашли
в канаве за детским бейсбольным полем в Уилк-парк. Девочку выбросили за
ненадобностью, как мешок с мусором. По «Шестому каналу» показали её мать,
кричащую и раздирающую щёки ногтями.
Кинтнеры сменили Баумгартенов. Молодёжь из Толедо освободила
№ 39, и туда вселились три милые пожилые женщины из Мичигана. Эти пожилые
женщины много смеялись и кричали: «Эй!», — когда видели меня или Уайрмана. Я
понятия не имел, использовали они Wi-Fi, недавно установленный в № 39, или нет,
но во время нашей первой игры в крестословицу они разделали меня под орех. Собаки
Годфри без устали лаяли, когда пожилые женщины выходили на послеполуденную
прогулку. Мужчина, который работал на автомойке «И-Зет джет» в Сарасоте,
позвонил в полицию и сказал, что человек на видеозаписи камер наблюдения похож
на одного из мойщиков, парня, которого звали Джордж Браун по прозвищу Кэнди. В
День Святого Валентина Кэнди Браун ушёл с работы в половине третьего и не
появился там на следующий день, сославшись на недомогание. Автомойка «И-Зет
джет» находилась в одном квартале от торгового центра «Перекрёсток». Через два
дня после Святого Валентина я зашёл на кухню «Паласио» и увидел, что Уайрман
сидит за столом с запрокинутой головой и весь трясётся. Когда тряска
прекратилась, Уайрман сказал, что прекрасно себя чувствует. На мои слова, что выглядит
он далеко не прекрасно, Уайрман предложил мне оставить своё мнение при себе,
говорил резко, чего я прежде за ним не замечал. Я поднял руку с тремя
оттопыренными пальцами и спросил, сколько пальцев он видит. Он сказал: три. Я
загнул один палец, и он сказал: два. Посомневавшись, я всё же решил не
заострять на этом внимания. Вновь напомнил себе, что не несу ответственности за
Уайрмана. Я закончил «Девочку и корабль» номер два и номер три. В «№ 2» девочка
сидела в вёсельной лодке в синем в горошек платье Ребы, но я практически не
сомневался, что это была Илзе. А в «№ 3» о сомнениях речи вообше не было. Её
волосы обрели соломенный цвет (я его помнил с тех дней), и на ней была
матросская блузка с синим причудливым узором на воротнике (её я помнил ещё лучше,
и не без причины: именно в этой блузке в одно из воскресений Илзе упала с
яблони в нашем дворе и сломала руку). В «№ 3» корабль чуть развернулся, и я
смог прочитать первые буквы его названия, написанные на носу облупившейся
краской: «ПЕР». Я понятия не имел, что за ними последует. На той картине
впервые появился гарпунный пистолет Джона Истлейка.
Заряженный, он лежал на одной из скамей вёсельной лодки.
Восемнадцатого февраля приехал друг Джека — помочь с каким-то мелким ремонтом.
Собаки Годфри яростно лаяли, приглашая молодого человека заглянуть к ним, чтобы
они могли вырвать знатные куски как из его зада, так и из хип-хоповских
джинсов. Полиция спросила жену Кэнди Брауна (она тоже звала его Кэнди, все
звали этого типа Кэнди, возможно, он и Тине Гарибальди предложил называть его
Кэнди, прежде чем замучил и убил девочку) о местопребывании её мужа во второй
половине Дня Святого Валентина. Она сказала, что ему, возможно, нездоровилось,
но дома его не было. Он пришёл только в восемь вечера или чуть позже. Она сказала,
что он принёс ей коробку шоколадных конфет. Она сказала, что он частенько её
так баловал. Двадцать первого февраля поклонники кантри-музыки загрузились в
спортивный автомобиль и отправились бороздить те северные края, из которых и
прибыли. На их место никто не приехал. По словам Уайрмана, это
свидетельствовало о развороте потока перелётных птичек. Он говорил, что на
Дьюма-Ки этот момент всегда наступал раньше. Потому что на острове не было ни
ресторанов, ни завлекаловок для туристов (не было даже паршивой крокодильей
фермы!). Собаки Годфри продолжали лаять, как бы говоря, что приток зимних
отдыхающих, может, и сократился, но далеко не иссяк. В тот самый день, когда
мои соседи покинули Дьюму, полиция прибыла в дом Кэнди Брауна с ордером на
обыск. Согласно «Шестому каналу», они взяли несколько вещей. Днём позже три
пожилые женщины вновь обыграли меня в крестословицу. Я никакие мог с ними
справиться, зато узнал, что есть слово армячина.
[95]
Когда вернулся домой и
включил телевизор, по «Шестому каналу», который смотрел не отрываясь весь
Солнечный берег, передавали экстренный выпуск новостей. Кэнди Брауна
арестовали. Согласно источникам, «близким к расследованию», среди прочего из
его дома изъяли двое трусов, и на одних нашли кровь. За находкой последовал бы
анализ ДНК, стой же неотвратимостью, с какой за ночью следует день. Кэнди Браун
ждать не стал. Наследующий день газеты процитировали слова, которые он произнёс
в полиции: «Я заторчал и совершил ужасное». Всё это я прочитал, когда утром пил
сок. Над заметкой поместили фотоснимок, уже такой же знакомый, как фото
застреленного в Далласе Кеннеди. На фотоснимке Кэнди крепко держал Тину
Гарибальди за запястье, а она, подняв голову, вопросительно смотрела на него.
Зазвонил телефон. Я снял трубку, не отрывая глаз от фотоснимка, сказал: «Алло».
Меня очень занимало случившееся с Тиной Гарибальди. Звонил Уайрман. Спросил, не
могу ли я подъехать к ним и побыть какое-то время. Я ответил, конечно, нет
проблем, и уже собрался положить трубку, когда осознал, что слышу что-то
необычное, не в самом голосе, а как бы за ним. Спросил, что случилось.
