- Ему просто нужен был повод! - выкрикнул старик. - Расправиться с нами!.. Уничтожить наши артефакты!..
- Прекратите вопить! - Женщина первой взяла себя в руки. - Ему же это удалось, разве нет?
Воцарилось молчание, в которое робко втиснулся голос патлатого:
- И чего же вы хотите?
- Мы хотим вернуться в мир живых! - повелительно изрекла женщина. - Хотим вновь обрести жизнь, славу и власть!
- Да нам-то что сделать будет велено?
В столбе света вновь возник седобородый старец.
- Нас было восемь, - сказал он. - Когда Шадридаг осадил крепость, одна из нас тайком выбралась за стену… э-э… на разведку…
- Сбежала! - Голос женщины, прежде величественный и звучный, сорвался на визг. - Предательница! Гадина!
- Может, и сбежала, - примирительно согласился старик. - Важно другое: когда Шадридаг разделался с нами, она уцелела. И сможет теперь вернуть нас в мир живых. Найди ее, приведи сюда - и получишь столько золота, что утонешь в нем по самую макушку.
От изумления патлатый забыл о страхе:
- Так то ж было пятьсот лет назад! Она ж умерла давно, эта ваша… как ее… ну, восьмая!
- Ясное дело, умерла! - весело согласился из вечернего сумрака голос воина. - И не один раз! Она такая - умрет, потом снова на свет рождается. И помнит все, что было раньше! За то и прозвана - Вечная Ведьма.
- А… я… как ее найти?
- Наши волшебные предметы мертвы. Но одна вещица, принадлежащая Вечной Ведьме, сохранила силу - ведь ее хозяйка жива! Возьмешь эту вещь, она укажет путь к своей госпоже. Но помни: едва ты коснешься чародейского артефакта как твоя жизнь окажется в нашей власти. Попробуй предать нас - издохнешь в мучениях!
- Да ладно пугать! - вмешался в разговор рябой, до сих пор молчавший. - Что там за штуковина?
Каменная плита под ногами призрака засветилась изнутри, стала прозрачной. В ее глубине возникли очертания золотого ожерелья: массивные звенья, крупные, грубо обработанные полудрагоценные камни. Ожерелье не выглядело изящным дамским украшением. Была в нем скрытая мощь, утверждение могущества того, кто осмелился бы его надеть. Оно подошло бы древней воинственной королеве.
Патлатый тихо застонал от восторга и страха. Рябой молча встал на четвереньки, недоверчиво потрогал поверхность камня.
- Не спеши, - ледяным голосом посоветовала женщина (теперь именно она сверху вниз глядела на ползающего по плитам рябого). - Запомни: ожерелье позволяет тому, кто его наденет, проходить сквозь стены. Но пользуйся им как можно реже! Этот артефакт… вот из-за таких-то и ополчился на нас Шадридаг! Ожерелье и в самом деле нарушает равновесие природных сил: меняет погоду, может вызвать вспышки болезней… - Чуть помолчав, женщина неохотно добавила: - К тому же оно и впрямь размывает границу Миров. Ты понимаешь, как это опасно?
Рябой что-то неразборчиво проурчал. Похоже, он не слышал ни слова, увлеченный видом ярких камней.
Женщина презрительно взмахнула рукой - и исчезла прозрачная преграда меж ожерельем и пальцами охотника за сокровищами.
Подхватив добычу, рябой напролом двинулся сквозь кусты - прочь от поляны призраков. Он не сказал ничего, даже не обернулся - исчез в сгустившемся сумраке леса.
Патлатый поспешил было следом, но, томимый страхом, оглянулся, чтобы попрощаться с грозными хозяевами руин.
Там, где только что гордо красовалась нагая женщина в плаще длинных волос, теперь недвижно стояло дитя - хрупкая девочка лет восьми, в сером платье до земли, в чепце на белокурых локонах. Громадные темные глаза глядели вслед кладоискателю так строго и сурово, что патлатый не смог выдавить из себя ни слова и поспешил за приятелем.
Когда черная стена леса отделила людей от недоброй поляны, рябой остановился и взвесил ожерелье на руке:
- Ух ты… Тяжелое! Целиком лучше не продавать, а то вдруг впрямь колдовское… я с чарами не вожусь! Камни выковыряем, цепь переплавим.
- Да тихо ты! - затрясся патлатый. - Услышат!
- Ну их в болото, пускай слышат! Я ж знаю: привидение не уходит с того места, где его убили… ну, не его, а того, который… Тьфу! - Рябой запутался, махнул рукой и вновь принялся разглядывать добычу, близко поднеся ее к лицу: было уже темно. - А камни паршиво закреплены! Ну-ка, ножом попробую…
И кончиком ножа поддел алую пластинку, глубоко сидящую в золотом гнезде.
Лес содрогнулся под порывом ветра, деревья загудели, содрогаясь полуобнаженными кронами. В грозном шуме ясно различались шелестящие, сухие, как осенние листья, слова:
- Я слышу. Измена.
И тут же вокруг опешивших людей взметнулся вихрь голосов:
- Чуткий услышал!.. Предательство!..
- Смерть негодяю!..
- С-с-смерть!..
Рябой выронил ожерелье в сухую траву и вскинул руки к горлу, словно его кто-то душил. Патлатый, оцепенев от ужаса, глядел, как его товарищ зашатался, упал на колени, опрокинулся на бок. Из горла бедняги хлынула кровь.
- Верни ожерелье! - грозно грянул голос воина.
Патлатый не пошевелился, глядя, как рябой молча бьется в жутких судорогах. Тело извивалось, словно змеиное; кожа лопалась, и осколки костей, разрывая плоть, вылезали наружу…
- Верни ожерелье! - вновь прогремел приказ.
Патлатый, очнувшись, на ощупь поднял проклятую добычу и, оторвав взгляд от агонии приятеля, поднялся на ноги. Он не соображал, в какую сторону идет. Густой подлесок, по которому еще недавно они с приятелем прорубали себе путь, теперь словно расступался перед ним. Обезумевший от страха человек не понял, как очутился на знакомой поляне.
В лесу уже царила тьма, но на поляне было по-прежнему светло. Кладоискатель не удивился этому, он этого даже не заметил.
- Положи ожерелье на место! - повелела женщина, парящая над черными плитами. Длинные волосы растрепались, полуобнажив великолепное тело. Но перепуганный насмерть человек лишь бросил ошалелый взгляд на чародейку, рухнул на колени и трясущимися руками уложил ожерелье в круглую выемку. Поверхность камня тут же затянулась, стала непроницаемой.
- Храбрый дурак и умный трус… - горько бросила женщина.
- Да, не повезло нам с ними… - признал воин.
- Один сдох, и от второго явно толку не будет, - вздохнул старик. - Ладно, Безумец, можешь взять его себе. Позабавься…
Черная плита накренилась, и человек соскользнул по гладкой гранитной поверхности в открывшийся провал.
Тут же плита вернулась на свое место. Но она не смогла заглушить ни донесшегося снизу вопля, полного невыразимой муки, ни лязгающего смеха…
В зеркале вновь возникло отражение комнаты, но Джилинер все не отрывал взгляда от зоркого стекла.
