— Шипастый Шлем.
И сразу улеглась сумятица мыслей и чувств. И показалось седому наемнику, что об этом имени он мечтал еще мальчишкой, когда его окликали: «Эй ты, Отребье!..»
Король, прищурившись, перевел имя на Древний Язык:
— Ну что ж, Кринаш из Семейства Кринаш, носи это имя с честью, пусть тобой гордятся потомки. — Нуртор нашел взглядом крючконосого советника. — Почтеннейший Файрифер из Рода Хасчар сегодня же занесет мою волю на пергамент и передаст его тебе.
Почтеннейший Файрифер поклонился королю и, улучив мгновение, с веселой злостью шепнул Арджиту:
— Почему-то мне кажется, что этот мерзавец денег нам не вернет.
— Почему-то мне кажется, — оскорбленно шепнул в ответ Сын Клана, — что мы и не станем требовать эти деньги назад!..
Кринаш Шипастый Шлем, которого король отпустил легким кивком, на подгибающихся ногах вывалился за порог и прислонился к стене, каким-то чудом вспомнив, что он часовой и что смена еще не пришла.
Кринаш боялся умереть от счастья. Сейчас, только сейчас родился он на свет! Ведь известно: нет имени — нет человека...
А он еще и богат! У него целое состояние — тридцать золотых! Да еще перстень, за который десять не десять, но шесть золотых можно выручить... И теперь можно с толком эти деньги потратить. Не прогулять, а купить, скажем, землю... нет, какой из него крестьянин, лучше завести кузницу с парой умелых рабов... а еще лучше — держать постоялый двор! Вот-вот, это как раз для него!
С ума сойти! Он может все! Он стал человеком!
Будущее рисовалось радужным и сверкающим, хотя и весьма неясным. Одно Кринаш знал точно, он обязательно женится! Теперь он имеет на это право! Не так уж он и стар, седина в волосах — не от дряхлости, а от жестоких передряг. Не желает он остаться первым и последним в Семействе Кринаш! Ни один Сын Клана так не дрожал за свою Ветвь, как Шипастый Шлем — за свое драгоценное Семейство. Будут, будут у него потомки, о которых говорил король...
Плохим часовым был он в тот день! В королевские покои могла бы пройти, громыхая оружием, дюжина убийц — гордый основатель Семейства не заметил бы ничего. С бесконечной нежностью подбирал он красивые имена не родившимся еще на свет мальчишкам...
А в это время Вепрь сухо спросил советников:
— Мы отступаем, отходим или улепетываем?
Оробевшие советники переглянулись, затем Файрифер осторожно сказал:
— Некоторая часть армии пребывает в хаосе и смятении, но ядро ее подвластно воле государя. Хотя... если мне будет позволено сказать... я не уверен, что сейчас подходящий момент для продолжения боевых действий...
— Собирай всех, кого сможешь, — перебил король. — Мы возвращаемся в Силуран.
Советники переглянулись. Полно, да Нуртор ли это? Что произошло с их упрямым и отважным государем?
Склонясь над постелью, один за другим рассказывали они о состоянии войска. Нуртор слушал, пряча от свиты свои глаза. Глаза, в которых поселился страх. Глаза сломленного человека.
40
Если верить седовласым мудрецам, миром правит установленный богами закон равновесия. Лето уравновешивается зимой, ливни — засухами, череда рождений — чередой смертей, горе — радостью...
Очень многие могли бы горячо оспорить это утверждение, ссылаясь на то, что в их жизни горе редко уравновешивается радостью, а невзгоды сыплются с таким удручающим постоянством, что неясно, когда же Безликие в подтверждение своего закона пошлют хоть небольшую удачу.
Но седовласых мудрецов — особенно мудрецов грайанских — не так-то просто одолеть в споре. Снисходительно улыбаясь, они объяснили бы профанам, что закон следует рассматривать не в рамках жалкой человеческой жизни, а гораздо шире, и что если у нытика неприятность идет за неприятностью, то где-то в ином месте иного человека судьба щедро осыпает своими дарами. Вот равновесие и соблюдено!
Рассуждение логичное и убедительное, но кому из неудачников оно может послужить утешением?..
Даже таким могущественным людям, как король Грайана и Мудрейший Клана Волка, закон равновесия дерзко и безжалостно напомнил о себе.
Еще недавно были они победителями, азартными и гордыми. А теперь их лица, обращенные друг к другу, несли на себе печать тоскливой заботы. Это были физиономии бедолаг, которые рассчитывали хорошенько повеселиться, а вместо этого пришлось взвалить на себя тяжелую грязную работу.
Причиной такой перемены стал бодрый светловолосый всадник на рыжей лошадке, который четверть звона назад прибыл к походному шатру короля. Это был гонец, которого Хранитель Найлигрима отправил в Ваасмир после того, как стало ясно: осада снята, силуранская армия бежит...
Наемник знал, что увидит государя, потому что по пути встретил другого гонца, спешащего навстречу — в Найлигрим. Оба всадника обменялись ошеломительными новостями и в полном восторге поскакали каждый своей дорогой.
Завидев бивак конницы, гонец спешился, потребовал, чтобы его провели к королю, и, преклонив колено, порадовал своего повелителя вестями.
Каррао, присутствовавший при этом, просто расцвел, услышав, что победу определил магический дар, проснувшийся в девушке из Клана Волка. Мудрейший чувствовал отцовскую гордость и в душе сокрушался, что обещал отдать такую драгоценную невесту за этого мерзавца Сокола.
Словно прочтя его мысли, король начал расспрашивать гонца о Хранителе Найлигрима.
Гонец был грайанцем, а значит — не умел говорить коротко. Его восторженный монолог можно было положить на музыку и спеть.
И с каждым его словом сомнение и недоверие все глубже овладевали Драконом и Волком, потому что оба они неплохо знали Ралиджа. Ничего из сказанного не могло относиться к жестокому самовлюбленному ничтожеству, год за годом позорившему свой Клан... кроме, пожалуй, упоминания о потрясающем умении Сокола обращаться с мечом.
А уж рассказ о подвигах Хранителя в Подгорном Мире заставил короля замкнуться в мрачном недоумении. Кто же врет: сам гонец или Подгорный Охотник, на которого он ссылается?
Наемник не заметил перемены в настроении государя и продолжал заливаться соловьем:
— Мы в нашей глухомани никогда не видели Истинного Мага. С ума сойти — мысли читает! Как посмотрит глазищами своими карими, так душу твою, словно свиток, разворачивает — и читает!
От этих слов Джангилара бросило в жар, а Каррао вмешался обманчиво мягким голосом:
— Послушай, воин, я старше, чем кажусь, и память у меня скверная. Вроде бы встречался я с твоим господином, да припомнить не могу... Ну-ка, опиши мне, как он выглядит...
Вот это описание — красочное, подробное, выразительное — и было причиной того, что король и Глава Волков сидели сейчас в походном шатре и уныло глядели друг другу в глаза.
Они успели уже обсудить меж собой изложенную тем же словоохотливым гонцом сцену встречи «двух Ралиджей» и пришли к выводу: оставить в тайне постыдную историю не удастся.
