Тут Орел прикусил губу, отвернулся, сдерживая смех. Не стал пересказывать, чем закончился тот разговор.
Он тогда тихонько спросил черноглазую проказницу: «Ну-ка, присмотрись повнимательнее: у меня и сейчас уши вразлет? » А маленькая нахалка соболезнующе шепнула в ответ: «Не переживай, государь, под короной не так заметно… »
Вот так-то! Лишь потеряв все, что у него было, и оказавшись бродягой на большой дороге, сумел Тореол узнать кусочек правды о самом себе. Совсем крошечный кусочек, даже смешно… Какую же цену надо заплатить, чтобы узнать о себе все?
Оживленно беседуя, король и его спутники огибали стену дворцового парка. Тореол не собирался возвращаться через главные ворота. Для тайных отлучек хороша парковая калитка.
Повеселевший Рифмоплет слушал рассказ Ралиджа о том, как на рассвете провожали в путь Араншу с ребенком. Эрвар согласился доставить ее в Найлигрим, к мужу.
– Измотала она бедного дракона своим нытьем: мол, дороги еще долго будут непролазными, а ее сынишка все без имени, как Отребье подзаборное… Но это ладно, а вот посмотрел бы ты, как твой король с драконом прощался! Вот это, сцена была – все присутствующие рыдали! Государь не успокоился, пока не вырвал у Эрвара обещания залетать в гости. Обещал лужок за городской стеной, где никто не потревожит усталого крылатого странника, и хоть целое стадо на закуску…
– Да ладно тебе, болтун! – смущенно отозвался Тореол. – А вот твой государь огорчился, что не судьба ему вернуться в Грайан на драконе. Рвался лететь, да сестра отговорила: мол, мирный договор еще не подписан. И правильно. Нам с ним о деле думать надо, а не драконов объезжать…
– Да, Нурайна говорила, что мы отправимся в дорогу зимой, когда встанет санный путь.
– И я вас провожу… только не до самой границы. – Тореол злорадно усмехнулся. – Дело у меня на юге. Хочу с небольшим, но сильным отрядом навестить Замок Трех Ручьев.
– К Унтоусу в гости? – восхитился Ралидж. – Вей-о! Я тоже хочу! Государь намерен побеседовать с ним об охоте на людей?
– Это, увы, вряд ли удастся. Чтобы обвинить Спрута, нужны серьезные доказательства, а у нас что?.. И все же я сумею его развлечь и позабавить. Есть при дворе один… как бы это сказать… его называют попросту Незаметным. Я его очень не люблю, но он меня на коронации неплохо поддержал. Думаю, и дальше будет полезен. Поговорил я с ним сегодня об Унтоусе, попросил Фаури рассказать о собранных в замке сокровищах. Незаметный весьма заинтересовался. Он большой знаток законов и лазеек в них. Есть такое красивое слово – «конфискация». А ведь главное, чтобы было слово – а повод найдется…
– Да услышат моего государя боги! – от всего сердца воскликнул Рифмоплет. – А я напишу о странствиях Орла поэму… ой, ну что вы смеетесь, ведь прекрасный сюжет! И завершу поэму описанием свадьбы!
– Если она будет, эта свадьба, – оборвав смех, с неожиданной горечью сказал Тореол. Скользнул взглядом по встревоженным лицам собеседников и неохотно пояснил: – Рысь отказывается выйти за меня замуж. Говорит, что из-за клятвы в Кровавой крепости она сама себе не принадлежит… в любой день может быть вынуждена покинуть меня… и детей, если будут дети… Да что ж ты, Сокол, не мог что-нибудь сделать… избавить ее от этой кошмарной клятвы?..
– А что тут сделаешь? – удрученно откликнулся Ралидж.
– Я уж ей говорил, что если она со мной хоть один-единственный день проживет, так этот день для меня на всю жизнь…
Орел резко оборвал фразу, заметив, что стоит перед калиткой…
Уже в парке они заметили странную суматоху, перекликающиеся голоса. Навстречу королю выбежала Фаури. С аккуратно уложенными волосами, перевитыми жемчужной нитью. В голубом, под цвет глаз, платье. Очень красивая. И очень встревоженная.
– Ингила пропала! С утра ее никто не видел! Я приказала всем слугам ее искать…
Рифмоплет запаниковал, а Ралидж не особо встревожился за шуструю циркачку. Что с ней станется! Гораздо больше заинтересовали Сокола слова Фаури: «Я приказала всем слугам… » Похоже, зря Тореол так печально смотрит в будущее…
В самом глухом уголке дворцового парка, до которого из года в год не доходили руки садовника, под потоками горячих лучей растянулась, примяв высокую сухую траву, циркачка Ингила. Сняв кофточку, девушка с удовольствием загорала, не обращая внимания на перекликающиеся по парку голоса.
Перед глазами пригревшейся девушки покачивался высокий желтый стебель, на который упорно пыталась вскарабкаться обманутая теплом букашка. Ползла, срывалась, вновь упорно начинала путь по стеблю.
А крики все тревожнее… Ничего, пусть пошумят. Такой денек уже до лета не выпадет. Надо же, север Силурана – а солнышко прямо наррабанское! Не иначе как Айрунги всю погоду перемешал, когда с ожерельем баловался…
Ожерелье!
Ингила досадливо мотнула головой, резко села. Ну зачем сейчас об этом вспомнилось? Так хорошо загорала… А теперь от нудных мыслей не отвяжешься. Придется решать: сказать ли Фаури, чтоб ни о чем не переживала, выходила за своего Орла, рожала ему детишек?
Должно быть, ее дед и впрямь хороший астролог, ночь рождения Вечной Ведьмы высчитал верно. Странно, что такой умный человек не догадался: ведь в эту ночь могла появиться на свет не одна девочка…
Так сказать Фаури или не сказать?..
Не хотелось бы. Фаури – милая девушка, но открой тайну одному человеку – и весь мир узнает… Уж Тореолу своему наверняка проболтается.
И прощай тогда простая жизнь с тревогами и заботами одного дня. Именно то, что за восемьсот лет она научилась ценить превыше всего.
Что там накрутил Рифмоплет в стихах, разбудивших ее память? «Века черны, века багровы, века покрыты сединой… » Славный мальчик, но дурак. Ничем таким века не покрыты. Их просто нет. Прошлое уже сгорело в Бездне, будущее еще не пришло. Существует только этот день, солнце в небе и букашка на стебле.
Вот он, первый и главный урок восьмисотлетней жизни: не цепляться за прошлое. Думать о нем, как о привидившемся сне. Приятном или страшном, но всего-навсего сне.
А эти придурки из Кровавой крепости наивно ожидают, что Вечная Ведьма с боевым кличем понесется в сражение, проигранное пятьсот лет назад!
Да и не осталось в той крепости ничего, что хотелось бы вернуть. Ничего и никого. Учитель давил на жалость: он-де малышку поил-кормил, чародейству учил… А чем она, одиннадцатилетняя, за науку расплачивалась – про то он, старый козел, не сказал?
Или Орхидея, подруженька ненаглядная… сука скандальная… Или Ураган, несостоявшийся повелитель мира – уж таких-то в любые времена предостаточно!
Вот и пусть сидят на своих развалинах, ждут, когда у Фаури проснется память о прежней жизни. А циркачка Ингила пальцем не шевельнет, чтобы им помочь.
Тем более что это было бы нарушением второго правила, не колдовать! От чародейства одни неприятности…
