Такие мысли пугали Фатиниту куда больше, чем думы о близкой смерти. Вздрогнув, она поспешила успокоить себя. Разве она не Мудрейшая Клана Дракона? Разве не сквозь ее хрупкие старческие пальцы струятся все мало-мальски важные дела Клана?
Разве хоть одна свадьба сыграна без ее одобрения и участия? Разве хоть один ребенок получил имя без благословения Фатиниты? Разве не она деликатно и ласково мирит горячую молодежь, разве не у нее на счету около двух десятков расстроенных Поединков Чести? Для своего Клана Фатинита не менее важна, чем король… Впрочем, это для других он король, а для нее – внучатый племянник, любимый, но порой вызывающий изрядное беспокойство…
При мысли о короле настроение вновь испортилось. Фатинита взяла лежавшее на круглом столике отточенное перо, раздраженно повертела его в тонких пальцах. Как не хотелось начинать это письмо! Она старалась не связываться с политикой, оставив ее Джангилару: мальчик неплохо справляется с государственными заботами. Если бы он еще поменьше думал о войнах!.. Какие-то Проклятые острова – и зачем они ему понадобились? Одно название чего стоит… Ну ладно, ладно, завоевал он их, пора бы и успокоиться! Ведь так все хорошо шло в последние годы: мальчик женился (Фатинита сама выбрала ему невесту), стал отцом… Мудрейшая зажмурилась от удовольствия, вспомнив тепло маленького нежного тельца в своих ладонях. Крепкий, горластый мальчишка – Арджанги Золотой Меч! Вырастет таким же упрямым и непоседливым, как его отец!
И теперь этот славный маленький принц может осиротеть… Ну зачем Джангилару понадобилось ехать в этот окаянный Силуран? Неужели у короля нет вельмож, которым можно доверить подписать мирный договор? А еще лучше – пусть бы Нуртор сам приехал в Тайверан. Силуранцев чаще били, им договор нужнее…
Мудрейшая пробовала объяснить Джангилару, какой опасности он подвергается. Но молодой король расхохотался, обнял ее за плечи и весело сказал: «Фатинита, милая, я тебя с женитьбой послушался, верно? А уж государственные дела оставь мне. В этих-то пустяках я как-нибудь разберусь – посмотри, какой я уже большой вырос! »
Как же, вырос! В детстве за него все решала старшая сестрица – и сейчас она королем как хочет, так и вертит!
Фатинита словно воочию увидела перед собой умные черные глаза под ровными дугами бровей. В ушах зазвучал мягкий убедительный голос:
«Конечно, государь, все будет так, как ты повелишь… Но, пожалуйста, не говори, что здесь задета честь Великого Грайана! Не говори, что мы, победители, идем на поклон к побежденному! И дело, конечно же, не в том, что Нуртор пообещал передать Грайану Горную Колыбель… Нет, взгляни на дело иначе. Мирный договор необходим, но мы же понимаем: рано или поздно воевать придется вновь… Я думала, ты захочешь воспользоваться случаем и произвести разведку: укрепления на подступах к Джангашу, стены, башни… ну в военных делах ты разбираешься лучше… К вельможам Нуртора не мешало бы присмотреться: кого можно купить кого сманить… Впрочем, ты – король, решение за тобой… »
Хитра Нурайна, хитра! «Разведка… » На Джангилара это слово подействовало, как звук боевого рога!
Но и она, Фатинита, не намерена без спора отпустить короля в страну, с которой у Великого Грайана триста лет идет грызня. Еще случится какая беда… а наследному принцу и года нет…
Старая женщина решительно обмакнула перо в бронзовую чернильницу в виде лилии. Левой рукой придержала край пергамента.
Нужно сыграть на самолюбии государя. Ни в коем случае не упоминать об опасности! Нет, надо напомнить королю о том, что Нуртор готов даже расстаться с Горной Колыбелью, самым сильным магическим предметом в Силуране, лишь бы не ехать во вражескую столицу. Нуртор думает о чести страны и о собственной гордости… не хочет выглядеть смешным… Вот-вот, это подходящее слово – «смешным». Джангилара нельзя запугать, но можно высмеять. Король, конечно, посердится, но потом задумается, а это главное!..
Краем глаза Фатинита заметила, как приоткрылась дверь в беседку. На пороге возник старый раб – почти ровесник своей хозяйки. На подносе он держал высокий кубок, над которым поднимался пар. Фатинита зябко повела плечом, порадовалась заботливой сообразительности слуги и тут же забыла о нем, обдумывая первые строки письма. За спиной Уютно прошуршали шаги, вкусно запахло отваром смородинового листа с медом. Госпожа качнула головой – мол, не сейчас, позже, позже…
Внезапно поднос и кубок полетели на ковер. Фатинита не успела удивиться: не по-старчески сильные руки вцепились ей в подбородок и шею. Сухо хрустнули шейные позвонки, женщина обмякла в кресле. Выпавшее из пальцев перо забрызгало пергамент чернилами.
Убийца бесшумно повернулся к выходу из беседки, но споткнулся на ровном ковре – такой пронзительный, сокрушающей силы визг полоснул воздух. За ажурной стеной беседки стояла толстая служанка. Ошалев от ужаса, она тыкала рукой в сторону беседки и визжала, визжала так, что деревья вокруг в смятении затрепетали, роняя листья из желтеющих крон.
Одним прыжком убийца вылетел за порог, вломился в заросли жимолости. Ничего старческого уже не было в этом человеке: он несся широкими, сильными прыжками, словно вырвавшийся из клетки зверь. За его спиной вспыхивали тревожные, злые возгласы: стража сбегалась на вопли служанки.
Стражники не стали ахать и охать, обнаружив в беседке тело Мудрейшей. Моментально стряхнули они благодушную одурь, навеянную последним теплом уходящего солнышка, и с яростным азартом ринулись в погоню. Мирный парк со сквозной осенней листвой, мраморными статуями и бродящими у фонтана ручными павлинами превратился в дебри, где скрывается чудовище. Стражники двигались цепью и, перекликаясь, теснили убийцу в северную часть парка – туда, где за раскидистыми липами, за кустами жасмина круто уходил к реке каменистый обрыв. Чтобы уберечь игравших в парке детей, над кручей была воздвигнута высокая и частая ограда.
В грозно-веселые голоса погони вплелся пронзительный вопль, перешедший в предсмертный хрип: один из преследователей настиг убийцу. Подбежавшие к месту схватки стражники обнаружили своего товарища лежащим на окровавленной траве. Лицо было исковеркано мучительной застывшей гримасой, на губах лопались кровавые пузырьки.
Стражники переглянулись – зверь на ходу огрызался! – и продолжили погоню молча, ожесточенно. Среди деревьев уже видны были кованые прутья ограды. Десятник властно крикнул:
– Не убивать! Чтоб для допроса живой был, для пытки!
Кусты распахнулись, расступились, словно спеша убраться с пути разгоряченных преследователей. Мечи в руках будто сами тянули хозяев вперед, арбалеты стальными жалами выцеливали врага. Лишь своевременный окрик десятника помещал стражникам навалиться без всякой пощады на высокого седого человека, прижавшегося спиной к решетке.
Стража оцепила добычу широким полукольцом. Десятник хотел было приказать убийце идти за ними во дворец… но встретился с немигающим твердым взглядом – и почему-то не смог вымолвить ни слова. Глупо, нелепо – но опытный вояка вдруг почувствовал себя зеленым новичком, который сейчас получит выволочку от командира.
