Приподнявшись на локте, Айрунги тревожно оглядел поле боя. И понял, что, увлеченный схваткой, многое упустил.
Его «армия», вдохновленная примером двух смельчаков, бросилась на причал. На каждого монстра насели по несколько человек, молниеносно перенявших тактику Шаунары: одни отвлекают тварь, другие забрасывают ее кусками извести.
В самой гуще схватки размахивал факелом король Фагарш.
Айрунги с трудом встал – ну и крепко же приложила его лопатками о причал поганая Тварь! Спаситель бережно поддержал его за плечи.
– Ничего? Кости целы?
Где-то Айрунги уже слышал этот голос...
Взгляд в лицо спасителю – и слова благодарности застряли в горле.
Рядом стоял человек, которого не могло быть на Эрниди! Старый враг, с которым у Айрунги такие серьезные и затейливые счеты, что хоть садись и сочиняй балладу.
Ралидж Разящий Взор из Клана Сокола, Хранитель крепости Найлигрим!
* * *
Аранша со слов госпожи и Ильена знала, что предстоит увидеть на развалинах крепости. Но когда маленький отряд под разудалое «дильбурти-дильберти» преодолел полуразрушенную стену и начал прорубаться сквозь кусты, ей понадобилось все мужество. Лучше мечи врагов, чем чародейство!
Впереди, посверкивая на солнце, поднялся световой столб. Аранша внутренне сжалась. Но руки ее, размеренно работающие топором, не дрогнули, не прервали своего занятия.
Все правильно, она ведь сюда и шла! Там, за кустами, – черные плиты с непонятными знаками... вот-вот заросли кончатся, и тогда...
А что тогда? Страхолюдные призраки будут являться? А вот наплевать! Когда управляешься с десятком отпетых мерзавцев, непокорных и вредных, это как-нибудь похуже любого привидения. Один Лопоухий чего стоит!
Правда, Волчица говорила, что эти мертвые уроды мучили Ильена страшной пыткой...
И опять-таки наплевать! Если сопливый мальчишка выдержал боль, то уж Аранша – воин, десятник! – и вовсе не расползется грязной лужей по этим самым плитам!
Ага, вот и один из здешних хозяев. Ух ты, жуть какая: синяя чешуя, змеиный язык, а уж клыки-то, клыки!..
– Мама, гляди, какой смешной! – заверещал на материнских плечах Денат. – У него три глаза! Правда, три глаза!
Волна гордости за храброго сынишку смыла с души страх, и Аранша не дрогнула, услышав сверху шипение:
– С-с-стойте! С-спеш-шите отс-с-сюда! Здес-с-сь с-с-смерть! С-с-смерть!
Не Волчица, не Ильен, а именно Аранша дерзко закричала в ответ:
– А ну, захлопнись, шепелявый! Помер, так не цепляйся к живым!
– С-с-смелые? – нехорошо протянул Ящер. – С-с-славно! С-с-смотрите!
Кусты закачались, поплыли горячим маревом и растаяли. Земля дрогнула, с грохотом раскололась, просела, и между ящером и людьми легла узкая, но глубокая пропасть.
– Ничего себе! – бормотнул Ильен. – Нашего бы дракона сюда...
– Обойдешься и без дракона, – преодолела короткое потрясение Аранша. – Есть веревка. Попробуем слезть на дно и выбраться с той стороны.
– Ага, а этот трехглазый махнет хвостиком – и пропасть захлопнется, – опасливо заглянул вниз Ильен.
Озадаченная Аранша не успела ответить, вмешалась Волчица:
– Не верю! Я их разговоры через зеркальце подслушивала – вот оно, видите? У них сейчас волшебной силы мало, боятся хоть чуть-чуть лишку истратить. А тут – земля разорвалась! Да у них бы кишки с натуги лопнули!
Дочь Клана повернулась спиной к световому столбу, подняла на вытянутой руке обломок каменного зеркала так, чтобы отразилось то, что за плечом.
– Ага! Я так и думала! Морочат нас! Кусты почти кончились, дальше гранитные плиты. Тоже мне чародеи! Лупоглазый гад на «постоялом дворе» почище наводил картины, а как Аранша ему стрелу в лоб вляпала, сразу перестал глупостями заниматься!
– Могу и этому вляпать! – охотно вызвалась наемница, подняв арбалет и ловя в прицел изумрудный глаз Ящера.
– Не надо. О нем позаботились пятьсот лет назад... Ладно, вы как хотите, а я пошла!
Волчица бесстрашно шагнула за край пропасти и побрела по воздуху, раздвигая перед собой руками невидимые кусты.
Аранша и Ильен замешкались. И тут маленький Денат ловко соскользнул с материнской шеи и с хохотом побежал вдогонку за госпожой. Ему казалось очень забавным шагать по воздуху над видневшимся далеко внизу дном ущелья.
Тут уж Ильену и Аранше пришлось двинуться тем же путем.
«Пропасть» была почти позади... но тут по нервам полоснул женский крик. И тут же видение исчезло. Волчица и Ильен обернулись и сразу поняли, что произошло.
Одна из плит повернулась под ногой Аранши, и наемница рухнула в открывшийся провал. С ее воплем слился жестяной хохот Безумца.
* * *
Ничего не сказали друг другу давние враги. Только посмотрели глаза в глаза и молча разошлись. Айрунги, держась за ушибленный бок, взглядом искал Шаунару, Сокол высматривал свою компанию.
Разве до старых счетов, когда кругом идет сражение? Разве время вспоминать былые обиды, когда воздух полон мерзкого шипения, запаха горелой слизи, возбужденных голосов, стонов и криков раненых? Когда король Фагарш, бешено работая двумя факелами, на лету отбивает плевки ядовитой слизи? Когда трактирщик Вьянчи, умирая в тугих кольцах щупальцев, из последних сил тянется, чтобы втиснуть в хлюпающее тело врага остатки извести вместе с корзиной?
Запах был даже страшнее, чем удары хлыстов и плоских «ладоней». Рвота выворачивала людей наизнанку, заставляла сгибаться пополам, падать на колени. Друзья помогали самым измученным выбраться из гущи боя, оставляли их на попечение стариков и детей, а сами возвращались и с новым ожесточением набрасывались на врага.
Как ни странно, Нургидан, с его тонким волчьим нюхом, почти не страдал от густой вони. А если и страдал, виду не показывал. Подросток был в сердце боя, неистово размахивая двумя факелами – не хуже короля Фагарша.
Осторожная умница Нитха нашла себе другое занятие. Подобрав оброненную кем-то корзину и сделав из оторванных рукавов некое подобие рукавиц, девочка сновала среди дерущихся. «Плевки», которыми направо и налево сыпали монстры, превращались, упав на доски, в самостоятельных Тварей – мелких, но шустрых и опасных. На них и открыла охоту Нитха – высматривала, догоняла, посыпала известью.
А Дайру разыскал в свалке Шенги:
– Учитель, надо поговорить!
– Что, сейчас? – не понял Охотник. – Бой же!
– А что – бой? – пожал плечами подросток. – Люди его, считай, уже проиграли.
Охотник испытующе взглянул в лицо ученику: губы плотно сжаты, глаза поблескивают сухим лихорадочным блеском.
И Шенги, удивляясь самому себе, покладисто сказал:
