Световой столб пылал. В нем корчились, меняя очертания, неясные фигуры. Пламя билось, содрогалось, из его глубины рвались черные полосы и уносились ввысь, к сгущающимся тучам.
А от основания этого гигантского факела по плитам разбегались, змеясь и свиваясь в паутину, светлые трещинки. Словно какой-то небесный гигант пытался вырвать из земли пылающее дерево, а его мелкие, но цепкие корни дробили черный гранит.
Ударил нечеловеческий вопль и разом оборвался, смолк.
– Душа Пламени! – самозабвенно бормотал Ильен. – Душа Пламени! Вот так было при Шадридаге, когда гибла крепость!
Никто не слушал подростка. Все были потрясены зрелищем гибнущего злого величия.
И вдруг в гудение пламени и треск лопающегося гранита ворвался безумный хохот. Сухой, злобный, беспощадный. Смех мертвеца.
Громадный обломок гранита взмыл в воздух и, словно брошенный могучей рукой, полетел в оцепеневших людей.
Аранша опомнилась первой. Кошкой прыгнула навстречу камню. Встретила его всем телом, сбила со смертельной дуги, приняла на себя страшный удар. И упала рядом с рухнувшим наземь черным обломком, у ног своего спасенного сына.
Волчица бросилась к подруге и замерла, не дотронувшись до нее.
Если шесть лет помогаешь лекарю в Доме Исцеления, не обязательно нащупывать Жилу Жизни на шее, чтобы понять, жив ли человек. Достаточно увидеть этот застывший взор, ушедший в хмурые вздыбленные облака.
* * *
Островитяне так и не поняли, почему ход сражения вдруг резко изменился в их пользу. До этого мгновения слизняки бились сплоченными рядами, выращивая новых бойцов на смену погибшим. И вдруг заметались, бросились наутек. Для большего проворства каждая Тварь рассыпалась на кучу маленьких слизняков. Они двигались очень шустро – кто нашел спасение в море, кто пробился сквозь толпу и скрылся в кустах вереска.
– Тех, что на острове, истребить! – приказал король. – А которые в море ушли... Повелеваю: отныне всем, кто живет у моря, держать наготове не меньше корзины негашеной извести! Как ее хранить, чтоб не отсырела, про то спросите у Айрунги.
При последнем слове Шаунара, стоявшая рядом с королем, судорожно вздохнула и начала искать кого-то глазами.
* * *
На миг битва над обрывом замерла: противников ослепило яркое и четкое видение разгромленной, уничтоженной колдовской поляны.
Каждый из узревших эту мрачную и грозную картину решил, что с ним сыграло шутку воображение, и вновь бросился в бой.
Но было уже ясно, что маги сражение проиграли. И великий полководец Ураган, как ему и подобало, думал об одном: в какую сторону драпать?
К этому моменту он был уже смят и раздавлен стремительной атакой Сокола. Это он-то, при жизни никем не превзойденный боец! А когда незримая магическая струна порвалась со звоном, который услышали только чародеи, Ураган почувствовал, что не может больше приказывать чужим мускулам. Хозяином тела снова стал Шершень – уже навсегда.
Будь на месте разбойничьего атамана другой человек, тут бы ему и конец пришел. Но Шершень, хоть и не был великим мастером боевых искусств, сорок с лишним лет спасал свою шкуру от ножа, стрелы, удавки и других хищных предметов. Он не стал продолжать бой с Сыном Клана. Выронил меч, растянулся на краю обрыва, перевалился через край и шустро начал спускаться, цепляясь за скальные выступы и торчащие из трещин побеги.
Ралидж в азарте чуть не ринулся следом, но сдержался. Оглядел поле боя: не нужна ли кому-нибудь помощь?
Шенги гнал своих противников по узкой расселине, и видно было, что вряд ли догонит – очень уж бойко улепетывают.
А разбойница как раз в этот миг изловчилась, швырнула Дайру в лицо горсть песка и, вырвавшись, бросилась бежать. При этом она перепрыгнула через Нитху, только что пришедшую в себя, и наступила девочке на руку.
Маленькая наррабанка зашипела от боли.
– Траста гэрр! – воскликнула она. – Демон тебя сожри!
И ринулась за обидчицей.
– Стой! – крикнул вслед учитель. – Вернись сейчас же!
Разгоряченная наррабанка даже не оглянулась.
Шенги безнадежно махнул рукой и обернулся к Дайру:
– Что с глазами? Прекрати тереть! Хуже будет! Вот фляга, промой как следует.
* * *
– Ма-а-ама!!
Лес вздрогнул от пронзительного крика ребенка, который отчаянно тянул лежащую мать за куртку на груди, не понимая, не желая понимать, что она уже не встанет.
Ильен отвернулся, кусая губы.
Арлина знала, что нужно взять малыша на руки, успокоить, приласкать... Она дважды пыталась шагнуть к зареванному Денату, но ее останавливало что-то более сильное, чем смятение при виде мертвой подруги.
– Ма-ама! Да мама же!!
Каждый ребенок не сомневается, что его мама бессмертна. Когда наступает время понять, что это не так, судьба разубеждает его грубо, жестко, безжалостно. Смерть нельзя ни умолить, ни переупрямить...
Нельзя. Если ты не родился за Гранью. Если уже в три года ты не маг небывалого могущества. Если ты не унаследовал упрямство храброго вояки Харната.
– Мама!! Ну, кому я говорю?!
Голос – не жалобный, а гневный и требовательный – взвился, ударился о Грань Миров, беззвучным эхом раскатился по всем складкам.
И догнал, удержал душу, почти соскользнувшую в пламя Бездны.
Губы Аранши дрогнули, взгляд стал осмысленным. И сразу женщина села, левой рукой прижала Дената к груди:
– Что, маленький? Почему кричишь?
А глаза обводили поляну: кто посмел испугать ее сына?!
И только сейчас Денат разревелся, уткнувшись в мамино плечо.
Арлина стряхнула с себя оцепенение и, собрав всю силу воли, ответила на немой вопрос Аранши:
– Ничего. Тебя оглушило, а он подумал... мы подумали...
«Да, – сказала себе Волчица, – все так и было. Аранша потеряла сознание, а я ошиблась, ошиблась, ошиблась!»
Она знала: если повторять это про себя как можно чаще, удастся со временем самой в это поверить.
– Тихо! – приказал Ильен. Именно приказал. И все сразу замолчали.
В тишине раздалось хлопанье кожистых крыльев. Над растрескавшимися, покореженными гранитными плитами; над черной дырой в том месте, откуда пять веков бил световой столб; над восьмилучевой звездой, в поверхности которой загадочным образом исчезли колдовские знаки, – над поляной неспешно пролетела стая спрутомышей.
Люди встали спиной к спине, загородив собой маленького Дената. Аранша взялась за меч. Арлина поспешно взводила тетиву арбалета. Ильен выхватил из-за голенища нож, по-разбойничьи ощерился, и не скажешь, что образованный человек, алхимик.
