Важная вещь — пугающая — это то, как ее глаза смотрели на
меня. Я всегда понимала: если девушка сходит с ума по какому-нибудь парню, то
ее глаза напоминают люстру, в которой зажжены все лампочки. Когда я искала
такой искрящийся свет в глазах Селены, то не находила его… но это было еще не
самое плохое. Тот свет, который был в них прежде, тоже ушел — вот что было
ужасно. Смотреть в ее глаза было все равно что смотреть в окна пустого дома, из
которого выехали жильцы и забыли закрыть ставни.
Наблюдение за этим открыло мне глаза, и я начала замечать
множество мелочей, которые я могла увидеть и раньше — должна была увидеть, если
бы не работала как лошадь и если бы не обвиняла себя в том, что Селена видела,
как я угрожала ее отцу.
Первым моим открытием было то, что причина была не только во
мне — она шла и от Джо. Селена перестала выходить поговорить с ним, когда Джо
чинил мотор или делал что-нибудь по хозяйству, и перестала сидеть на ручке его
кресла, когда мы смотрели телевизор. Если она и оставалась сидеть в гостиной,
то устраивалась в углу на кресле-качалке с вязанием на коленях. Но чаще всего
она не оставалась с нами. Селена уходила в свою комнату и закрывала за собой
дверь. Казалось, Джо даже не замечает этого. Он просто откидывался в своем
кресле и держал на руках Малыша Пита, пока не приходило время укладывать его
спать.
Вторая причина была в ее волосах — Селена перестала мыть
голову каждый день, как раньше. Иногда волосы казались такими жирными, что
можно было на том жиру даже поджарить яйца, а это уже совсем не было похоже на
Селену. У нее всегда был отличный цвет лица — персик с молоком, это она
унаследовала от Джо, — но в тот октябрь прыщики на ее лице расцвели, как
одуванчики после Дня Поминовения. Румянец исчез с ее щек, пропал также и
аппетит.
Она по-прежнему общалась со своими лучшими подружками —
Таней Кэрон и Лаурой Лэнгилл. Селена ходила к ним время от времени, но вовсе не
так часто, как раньше. И этот факт заставил меня вспомнить, что ни Таня, ни
Лаура не приходили к нам в дом с тех пор, как начался учебный год… и, может
быть, даже в последний месяц каникул. Это напугало меня, Энди, и это склонило
меня даже к более внимательному наблюдению за моей девочкой. И то, что я
увидела, напугало меня еще больше.
Например, то, как она меняла свою одежду. Не просто один
свитер на другой или юбку на платье; она изменила весь стиль своей одежды, и
эти изменения были в худшую сторону. Во-первых, одежда абсолютно не
подчеркивала ее фигуру. Вместо того чтобы носить в школу юбки или платья,
Селена надевала свободные джемпера. Они делали ее толще, хотя она была
худенькой.
Дома она надевала мешковатые свитера, доходившие ей до
колен, и я никогда не видела Селену в джинсах. Выходя на улицу, она наматывала
на голове уродливый тюрбан из шарфа — нечто настолько большое, что нависало над
ее бровями и делало ее глаза похожими на двух диких зверьков, выглядывающих из
пещеры. Она походила на мальчишку-сорванца, но я считала, что с этим уже
покончено, когда Селене исполнилось двенадцать. Однажды вечером, когда я вошла
к ней в комнату, забыв предварительно постучать, Селена только что сняла
платье, оставшись в одной комбинации, и она, должна я вам сказать, вовсе не
напоминала мальчика.
Но самым плохим было то, что она стала очень мало разговаривать.
Не только со мной; судя по нашим отношениям, я могла понять это. Однако Селена
перестала разговаривать со всеми. Она сидела за обеденным столом, опустив
голову и пряча глаза, а когда я пыталась заговорить с ней, расспрашивая, как
прошел ее день и тому подобное, то в ответ получала только: «Нормально. Хорошо»
— вместо целого потока болтовни, как обычно. Джо-младший тоже пытался
разговорить Селену, но тоже наткнулся на каменную стену молчания. Он поглядывал
на меня с изумлением. А как только заканчивался ужин и тарелки были вымыты, она
уходила из дома или поднималась к себе в комнату.
Прости меня, Господи, но сначала я думала, что у нее все это
происходит из-за марихуаны… и не смотри на меня так, Энди, как будто я не
понимаю, о чем говорю. В те дни это называлось именно так, а не просто
«травка», но это было одно и то же, и на острове было достаточно людей,
употребляющих ее… Большое количество марихуаны перевозили через остров
контрабандой, как и сегодня, и некоторое количество ее оседало здесь. Тогда еще
не было кокаина, слава Господу, но если бы вам захотелось покурить травки, вы
без труда нашли бы ее. Как раз в то лето был арестован Марки Бенуа — у него
обнаружили четыре тюка товара. Возможно, именно из-за этого такая мысль взбрела
мне в голову, но даже спустя столько лет я не представляю, почему я настолько
усложняла столь очевидные вещи. Настоящая проблема и причина всех бед сидела за
столом прямо напротив меня, чаще всего нуждаясь в мытье и бритье, и я смотрела
прямо на него — Джо Сент-Джорджа, самого большого скандалиста острова
Литл-Толл, ни на что не годного человечка — и думала, что, может быть, моя
хорошая девочка курит марихуану и поэтому остается в школе после уроков. И это
я, которая утверждает, что мать научила ее уму-разуму. Господи!
Я уже раздумывала над тем, чтобы устроить тайный обыск в
комнате Селены, но потом сама эта мысль вызвала во мне отвращение. Какая бы я
ни была, Энди, но я надеюсь, что я не способна на подобную гнусность. И я, даже
видя, что теряю столько времени, обходя углы и набивая шишки, все же решила
подождать, надеясь, что проблема разрешится сама собой или Селена сама все
расскажет.
Затем наступил день — незадолго до Хэллоуина note 5, потому
что Малыш Пит положил бумажную ведьму у входа в дом, насколько я помню, — когда
я должна была пойти к Стрэйхорнам после ленча. Я и Лайза Мак-Кенделлес
собирались проветрить капризные персидские ковры — это нужно делать каждые
шесть месяцев, иначе они выцветут или еще что-нибудь. Я надела пальто,
застегнула его и уже почти дошла до дверей, когда подумала: «Зачем же ты надела
такое теплое пальто, дурочка? На улице по крайней мере шестьдесят пять градусов
жары по Фаренгейту, как летом в Индии». А потом этот внутренний голос вернулся
и сказал: «Не может быть, чтобы было шестьдесят пять; скорее всего, на улице
сорок. К тому же очень сыро». Вот так я и поняла, что не пойду ни к каким
Стрэйхорнам сегодня днем. Я должна сесть на паром, отправиться на материк и
узнать, что же происходит с моей дочерью. Я позвонила Лайзе и сказала, что мы займемся
коврами в другой день, и отправилась к парому. Я как раз поспела на два
пятнадцать. Если бы я опоздала на него, то потеряла бы Селену, и, кто знает,
как бы все оно вышло.
Я первой сошла с парома (матросы все еще пришвартовывались,
когда я уже ступила на землю) и сразу же направилась в школу. Идя на розыски, я
считала, что не найду Селену в школьном классе, что бы там она и ее учительница
ни говорили… Я думала, что она где-то развлекается… и все они смеются, а
возможно, и передают по кругу бутылочку дешевого вина. Если вы никогда не
оказывались в подобной ситуации, то вам трудно понять меня, а я не могу описать
вам этого. Я могу сказать только то, что невозможно быть готовой к тому, что
твое сердце однажды может разбиться. Можно только продолжать идти вперед и
надеяться, что этого не случится.
