И Тайхара осталась одна.
Бояться? Да она клокотала от гневного разочарования!
Грязный шакал! Мерзавец!! Гад!!!
* * *
Ауриви была достаточно умна, чтобы не пытаться веселым щебетом развлечь свою приунывшую пленницу. Она достала из висящего на поясе серебряного футляра свиток и занялась изучением каких-то записей.
Но углубиться в это занятие ей не дали. Дверь тихо отворилась. На пороге стояла девушка с длинной русой косой. Она явно была встревожена.
— Прошу прощения, что побеспокоила, а только не вышло бы беды! Ваша рабыня…
— Что случилось? — Ауриви резким движением отложила свиток.
— Может, и ничего. Я даже здешним хозяевам пока не стала говорить, и так было много шуму! Ваша наррабанка — она вроде как не в себе, верно? Как бы постоялый двор не подожгла!
— Где она? — побледнела Ауриви.
— В том-то и дело, что на чердаке! Поставила там зеркало, зажгла две свечи, положила между ними нож, сама села рядом и бормочет что-то…
Тут и бабушка, и внучка разом рванулись к двери, хором выдохнув непонятное слово:
— Йорлахо!
Но молодая женщина тут же опомнилась:
— Нет-нет, бабулечка, я сама! А тебя, светлая госпожа, умоляю побыть с моей бабушкой, она нездорова. Я скоро вернусь и одарю тебя за хлопоты. Только ни в коем случае не позволяй ей выходить за порог!
* * *
Фержен маялся под окном своей любимой — ситуация, почти забытая с юности. В записке, которую принес немой раб, русокосая благодетельница обещала помочь Науфине покинуть комнату. Растроганный капитан передал с рабом трап из тонкого каната. И теперь глядел вверх — ждал, что зашуршат, разворачиваясь, веревки, расстелются по стене прочные плетеные ступеньки.
Поглощенный нетерпеливым ожиданием, Фержен не услышал шагов за спиной и пришел в себя лишь от раздраженного оклика:
— Ну и зачем здесь шляться, под окном?
Зарлек проверял, как охраняются товары, и, возвращаясь, заметил несчастного влюбленного. И теперь он стоял перед беднягой, исполненный гневного высокомерия. За него были молодость, богатство, удача. Ему не надо было вздыхать под окном любимой женщины — синеглазая любовь ждала его наверху, в лучшей комнате постоялого двора.
— Под дождем гуляешь? Мокнуть нравится? Так сейчас кликну своих людей, они тебя в Тагизарну скинут. Еще не так вымокнешь!
У Фержена не было ни молодости, ни богатства, ни высокомерия. Но гнева и гордости было не меньше, чем у Зарлека.
Чтоб он отступил перед двадцатилетним сопляком?!
Тяжелый кулак речного капитана смел наглого юнца с ног, швырнул в черную тень под стеной. Фержен встревоженно склонился над противником: не пришиб ли он, упаси Безликие, этого молокососа?.. Нет, дышит. Вот и хорошо, пусть полежит немножко…
И тут же забыл про Зарлека, вскинул голову: скрипнули ставни?
* * *
Йорлахо! Ритуальное самоубийство! Неужели эта идиотка решила, что ее призвал Гхурух?
Ни в коем случае нельзя позволить наррабанке зарезать себя! Не только потому, что Тайхара — дорогая рабыня, знающая много тайн женской красоты. Просто она… ну, своя! Ауриви ее почти любит, курицу суеверную!
В темном коридоре никто не встретился. Ауриви знала, куда бежать: из приоткрытого потолочного люка слабо сочился свет.
Женщина не заметила, как взбежала по крутой деревянной лесенке.
Длинный чердак был завален каким-то хламом. С того места, где стояла Ауриви, был виден лишь отсвет двух свечей.
Позвать Тайхару? Но вдруг хозяйский оклик заставит ее поспешить с самоубийством? Ауриви осторожно шагнула на свет… И тут за спиной, отрезая путь назад, захлопнулась крышка люка.
* * *
Когда Молчун стукнул в дверь, Науфина уже была в дорожной одежде. Мужской наряд делал ее похожей на девочку-подростка. Глаза сияли молодо, задорно, щеки раскраснелись. Камышинка закалывала ей волосы узлом на затылке. Молчун вошел в комнату и, чинно поклонившись обеим женщинам, последовал к окну. Распахнул ставни. Зацепил трап железными крючьями за подоконник. Перебросил веревочную лестницу за окно, подергал ее: надежно ли держат крючья? Еще раз поклонился и невозмутимо вышел за порог.
— Бежать подано! — шутливо склонилась Камышинка перед Науфиной.
— Я… я даже не знаю, как благодарить…
— Нет времени! Капитан ждет! Надо спешить, пока не помешали!
Науфина кивнула и легко, как девчушка-сорванец, вылезла в окно.
В этот миг сверкнула молния, высветив внизу лицо Фержена: запрокинув голову и не замечая катящихся по лицу дождевых капель, он обеими руками придерживал лестницу.
Словно ящерка, Науфина скользнула по узким ступенькам. Гром ударил в тот миг, когда она очутилась в объятиях возлюбленного. Содрогнулись бревенчатые стены, содрогнулась земля под ногами, содрогнулись тучи в небесах. Науфина счастливо рассмеялась и прижалась к груди Фержена. А тот поспешил укрыть ее плащом: дождь уже превратился в ливень.
— Пойдем! «Шустрая красотка» готова к отплытию. Пришлось крепко позвенеть кошельком, чтобы парни согласились — в такую грозу, ночью… Ты не боишься?
— Не боюсь! Идем скорее!
— Идем, любовь моя… Ох, во имя Серой Старухи… да ведь я же буду первым капитаном, который миновал Пенные Клыки в грозу и ночью!
* * *
— Пенные Клыки!.. В грозу!.. Ночью!.. — рыдала Ауриви.
— Наш капитан говорит, что это невозможно, — угрюмо откликнулся ее муж и раздраженно оттолкнул руку Тайхары, которая мазками наносила травяную пасту на расплывшийся лиловый синяк под глазом господина. — Больно, дура!
— Они утонут! — плакала Ауриви.
— Я послал рабов на Загребущую косу, — вмешался хозяин постоялого двора. — Если корабль разбился, хоть доску непременно на отмель выбросит. Пока ничего не нашли.
— А зачем ты им калитку отворил? — обвиняюще обернулась Ауриви к Кринашу.
— Я выпустил капитана, а госпожу в мужской одежде не признал, — с сокрушенным видом солгал хозяин. — Думал, юнга с «Шустрой красотки».
— Все эта виновата! — процедил сквозь зубы Зарлек и, оттолкнув рабыню, обернулся к скромно стоящей в углу Камышинке. — Ты, дрянь, все подстроила!
Лицо девушки было бледным, в глазах стояли слезинки, но голос не дрогнул:
— Да, господин мой. Это я помогла им бежать, потому что хотела им счастья. И что ты со мной за это сделаешь? Изобьешь?
Задохнувшись от возмущения, Зарлек махнул рукой, вновь уселся на скамью и предоставил рабыне хлопотать вокруг своего синяка. И правда, что сделаешь с девчонкой? Влепить ей от души — так Науфину этим не вернешь. Только будешь выглядеть идиотом.
