— А почему их называют тритонами?
— Если увидишь когда-нибудь эту тварь в реальности, поймешь, почему. Повадки сходны. Если, конечно, ты знаешь повадки тритона.
— Не, не знаю.
— Ну даешь! — восхитился капитан и, откинувшись на подушку, задремал.
Охотники вообще много спали, и я старался сам находить для себя занятие — тренировки или верховая езда, в которой мои успехи пока оставляли желать лучшего. По жаре это было нелегко, но приходилось подгонять себя и подбадривать, что — увы! — теперь уж такова моя жизнь, ничего с этим не поделаешь, и чем раньше привыкну, тем быстрее заживу по-человечески. И потом зверски потел под злым здешним солнцем, а заодно заставлял потеть коня: седлал, катался, расседлывал, вытирал, кормил-поил — и вновь начинал сначала.
Все вместе мы редко выходили на улицы Оклия, разве что по общим охотничьим делам, что-то купить или посмотреть, встретиться с магом, привезшим астрологическую карту, с другой командой, что-то хотевшей сообщить Альшеру по поводу днесвенской «гармошки» — той, куда он собирался с командой направиться в следующем сезоне. Лето становилось все жарче, солнце палило от души и уже без роздыху. Здесь и раньше-то не приходилось жаловаться на холод, в тех широтах, где я вынужден был гладиаторствовать, оказалось явно теплее, чем в средней полосе той же России, а уж теперь если и хотелось жаловаться, так только на зной.
Как я понял из пояснений новых товарищей, это еще не предел. Будет намного жарче.
— Да ладно, — успокоил меня Ниршав. — Самое жаркое время мы поневоле пересидим в «гармошке». Там жарко не бывает.
— А зимы в этих краях случаются?
— А как же! Льет целыми днями.
— Так тут зимой что — период дождей?
— Естественно. А ты чего хотел?
Я озадаченно замолчал. Получалось, что после магического перехода я оказался не в «своей» климатической полосе. Почему-то раньше мне это в голову не приходило, хоть и удивляла местная жара. Но я-то думал, что у них лето такое, а это оказалась весна. Блин!
— И что — сильно жарко бывает?
— Бывает. А ты что — с севера, что ли?
— Вроде того.
— Ого! А правда, что там вода замерзает и становится как хрусталь?
— Правда. И зимой с неба сыпется холодный пух. Который тает и превращается в воду. Снег называется. Все правда. Мамой клянусь.
Посмеялись оба.
После полудня и почти до вечера жизнь в городе практически замирала, уходила в недра каменных и потому хранивших прохладу домов. Только ближе к закату, когда дышать становилось чуть-чуть легче, торговцы снова вытаскивали свои прилавки и товар, раскладывали завлекательно, увлеченно торговались — наверстывали упущенное. Время от времени, устав от чтения, я выглядывал наружу поглазеть на проходящих мимо людей — мне постепенно становились чуть понятнее признаки тех или иных классов, тех или иных профессий.
Многое из того, что местные постепенно усваивали с детства, я вынужден был теперь изучать поспешно, при этом тщательно утаивая от окружающих собственное незнание. О слишком многих мне не известных вещах окружающие говорили как о чем-то понимаемом по умолчанию. Увы — здесь могла помочь только школа притворства. И я старался прятать свое недоумение при общих обсуждениях, когда слышал о чем-то непонятном, упоминаемом как общеизвестное. Все придет, решил я, не надо торопиться.
По вечерам хозяева дома, где мы жили, поднимались на крышу, где, овеваемые ветерком, не без приятности проводили вечер. Почти так же приятно можно было провести время в любом из приличных трактиров города — тоже на крыше, в окружении развлекающегося народа, когда любуясь на танцы или театрализованные представления, когда слушая пение и игру профессиональных музыкантов. Или просто слушать разговоры. Иная болтовня оказывалась поинтереснее чтения, потому что полезнее в плане информации о местной жизни.
Я ощущал себя ребенком, только-только родившимся на свет и уже брошенным без поддержки. Мало какой опыт, полученный мною за годы жизни в родном мире, мог пригодиться здесь. Кроме разве что боевого.
Медленно приближалось время сезона. В Оклий явился маг (я так и не узнал, как его зовут), привез очередную порцию карт, над которыми и толковал с Альшером за кружечкой холодного — из подвальной кладовой — пива.
— Ну, раз они бухтеть вместе начали, значит, скоро, — вздохнул Сайну, косясь на эту парочку. Из своего родного городка он вернулся буквально накануне, и видно было по повадкам и выражению лица — уже мысленно готовится к следующему походу. — Пора идти пересматривать снаряжение. У тебя, Серт, кстати, не все есть.
— Согласен. Обзаведусь. Особенно если мне кто-нибудь поможет.
— Вопросов нет, сегодня же вечерком пройдемся по лавкам.
— А что — разве здешняя «гармошка» открывается не в какое-то определенное время?
— «Гармошки» разные. Некоторые — в какое-то время, некоторые — в зависимости от конфигурации. Местная и та, что в Киалаше, — самые капризные. Но зато в здешних добыча побогаче.
— А твари при этом опаснее?
— Это да. — Охотник мечтательно усмехнулся, словно вспоминая что-то приятное. — Но без риска в нашем деле нельзя. Я б не отказался на этот раз встретить сипуху, к примеру, или шумелку. Возни с ними много, зато с этой мерзости разом можно получить до сотни полулун. А меня тут жена, понимаешь, обрадовала. Прибавлением в семействе.
— Э, поздравляю! — воскликнул Ниршав.
— Поздравь лучше мой кошелек. Она ждет троих — так сказала повитуха. А значит, придется не только лекарю-магу платить, но и нанимать дополнительную прислугу.
— Зато отмучаетесь разом, и уже трое наследников будет. Чем плохо?
— Хорошо, если парни. А если девки? Представь, сколько им трем нужно будет приданого.
— Дело житейское, — вставил, подойдя, Альшер. — Заработаешь еще на все на свете. «Гармошка», кстати, открывается через три дня.
— Как раз Инсард успеет приехать.
— Без него бы не пошли, само собой.
Оживление охватило команду, и я понял, что все они занимаются охотой отнюдь не только ради денег. Увлеченность, которую они сейчас демонстрировали, была далеко не только меркантильной.
Ничего удивительного. Без искренней заинтересованности в процессе, а не только в результате, свихнуться можно после первой же пары сезонов.
В лавках, рассчитанных в том числе и на охотников всех мастей, Сайну и Ниршав помогли мне подобрать необходимое, по их мнению, снаряжение. Я не спорил — ребята опытные. И пусть тот ремень с кольцами и ячейками стоит золотой жерновок — довольно увесистую монету очень высокого достоинства, подешевле, чем полулуна и золотой диск, но значительно дороже других разновидностей монет. Пусть изогнутый ножик с блескучим лезвием, которого нельзя было касаться незащищенной рукой, потому что порезаться можно было совершенно незаметно и очень глубоко, тянет на полулуну. Подумаешь, дорого! Если ребята утверждают, что штуковина нужная, значит, не жалко денег.
