— Подожди, кому двадцать два года? Они сказали, ей на вид не
больше четырнадцати.
— Так это на вид. — Грош криво ухмыльнулся.
— Погоди, Мотя, а с ним, с этим ублюдком, что вы собираетесь
делать?
— А что бы ты хотел, Коля? Чего бы ты ему пожелал, нашему
гордому одинокому другу? Долгих лет жизни? Ладно, все, давай, я позвоню.
Он направился к выходу, но вдруг остановился, оглянулся,
несколько секунд странно смотрел на Зацепу. Потом открыл портфель, достал
небольшой конверт из плотной бумаги, вернулся и положил на стол перед Николаем
Николаевичем.
— Открой и посмотри потом. Но не сейчас, не здесь.
— Что это?
— Я сказал, потом, и желательно, чтобы рядом никого не было.
Как только посмотришь, звони. Ты понял?
Грош быстро вышел. Конверт был заклеен. Зацепа хотел
надорвать, но подошла официантка.
Глава двадцать пятая
Марк сидел в коридоре на банкетке. Мимо плыли тени,
бормотали, хныкали. Воняло нестерпимо. Было тоскливо и душно. К больным
приходили родственники. Женщины с пакетами с едой и чистым бельём. Только
женщины, ни одного мужчины. Марк вдруг подумал, что в женских отделениях
посетителей должно быть значительно меньше, и тоже в основном женщины. Матери,
дочери, сестры.
Комнатой свиданий между завтраком и обедом служила столовая.
В открытую дверь без конца заглядывали те, к кому никто не пришёл. Дежурная
сестра лениво гнала их от двери, но некоторым удавалось проскользнуть внутрь и
выходили они обязательно с добычей, с конфеткой, с апельсиновой долькой.
Марк не особенно испугался, когда доктор сказала про «укол
правды». Что-то он слышал о таких штуках, где-то читал. Амитал-кофеиновое
растормаживание. Под воздействием препарата человек на некоторое время теряет
контроль над собой, окружающие кажутся лучшими друзьями, благожелательными,
милыми, хочется говорить, говорить. Ну что ж, больной по прозвищу Карусельщик
готов болтать сколько угодно. Он потопит их в бредовом трёпе.
Их проблема в том, что слишком маленькая доза растормаживает
недостаточно, а слишком большая вызывает обморочный сон. Найти оптимальный
вариант сложно, даже опытные специалисты ошибаются. Да и вообще, вряд ли дело
дойдёт до укола.
Здесь сумасшедший дом, не только в прямом, но и в переносном
смысле. Врачей, медсестёр, санитаров явно не хватает, зарплаты маленькие,
работать никому не охота, всем все пофигу, и пока фрау доктор вспомнит о нём, о
неизвестном больном, которого считает здоровым, он просто смотается отсюда, и
все дела.
«Да, пожалуй, пора сматываться, — думал он, с тоской
оглядывая облезлые стены гнусного цвета хаки, психов в пижамах, — я больше не
могу. Пошутили, и хватит. Надо уходить. Но как? Сказать, что я все вспомнил,
выздоровел? Отпустите меня домой, фрау доктор. Спасибо за гостеприимство. Да,
пожалуй, других вариантов нет. Уйти по-тихому вряд ли получится. Одежда заперта
в кладовке. Нет ни денег, ни телефона. Нет даже ключей ни от одной из квартир.
В любом случае сначала надо связаться с Икой, узнать, что там, во внешнем мире,
происходит. Вдруг они всё-таки выследили одну из квартир? Будет глупо, если я
высунусь отсюда, а они меня сразу сцапают, и все мои страдания окажутся
напрасными».
В коридоре появилась пара посетителей. Крупная сочная
блондинка в короткой кожаной юбке, в сапогах со стразами. Высоченные тонкие
шпильки цокали по плитке. Позади семенил бесцветный мужичок в скучном костюме,
в галстуке, с кейсом. В блондинке Марк узнал Наташку, жену старика Никонова,
она была в точности как на цветной фотографии, даже ещё привлекательней.
Из своего кабинета появилась фрау доктор, увидела Наташку и
направилась к ней.
— Здравствуйте, Ольга Юрьевна! — Наташка растянула губы в
сладкой улыбке. — А мы к вам. Это вот нотариус, мы с вами договаривались,
насчёт завещания, помните?
— Здравствуйте, Наталья Ивановна. К сожалению, сегодня
ничего не получится. Павлу Андреевичу стало хуже.
Улыбка на лице Наташки превратилась в гримасу. Нотариус почему-то
вжал голову в плечи, словно опасался, что его сейчас ударят.
— Что случилось? — спросила Наташка.
— Ему стало хуже, — повторила доктор и взглянула на Марка.
Она только что его заметила. Он ей подмигнул.
— То есть вы хотите сказать, что Павел Андреевич на данный
момент недееспособен? — встрял нотариус.
— Да. Вам лучше прийти через неделю. Извините, мне пора.
— Минуточку, — прошипела Наташка и преградила ей путь, — вы
же говорили, он дееспособен, и даже собирались выписывать его.
Больные потихоньку стали собираться вокруг. Всем было
интересно.
— Меня, меня выпишите! Я хочу домой! — крикнул тощий,
маленький, лет сорока мужчинка в казённой пижаме. Марк знал, что в казённое
одевали только тех, кого никто никогда не навещал.
— Ты, квазиморда, куда тебя выписывать? — Дородный старик в
хорошем спортивном костюме хлопнул маленького по плечу. — У тебя никакого дома
нет, ты бомж, квазиморда, тебя на Курском вокзале нашли.
— Как это нет дома? Есть! Мама, скажи ему!
— Нет! Нет! Бомж! — Дородный захихикал и вместе с ним
несколько других больных. Маленький вцепился в рукав доктора.
— Мамочка, они меня обижают, вколи им всем аминазину, сделай
им электрический шок, мамочка!
Марк заметил, что дверь в кабинет доктора Филипповой
приоткрыта и там вроде бы никого нет. Всех магнитом притянула суматоха в
коридоре. Он осторожно скользнул внутрь, кинулся к телефону, набрал номер
мобильного Ики.
— Ну давай же, давай, проснись, возьми трубку!
Длинные гудки. Шум снаружи как будто стихает. Шаги.
Сейчас кто-нибудь войдёт. Нет, прошли мимо. В трубке что-то
пискнуло. Несколько секунд тишины.
— Алло! — шёпотом крикнул Марк. — Алло, Ика!
— Нет, — голос Ики звучал как-то странно, — вы ошиблись.
— Это я. Слушай меня внимательно.
— Вы не туда попали. Здесь таких нет.
— С ума сошла? Это я!
— Вы что, глухой? Слов не понимаете? Я же говорю, вы
ошиблись. Больше сюда не звоните, ясно вам? Не звоните больше!
Он услышал в трубке какой-то грохот, потом Ика крикнула:
— Пусти, дурак, больно, ты что? Это не туда попали!