— Конечно. Или денег потребуйте. С какой стати вы будете
писать статью за этого наглого тупицу бесплатно? Потом ещё он и докторскую
захочет. Главный сказал вам, что он Иванов по матери, а отец у него олигарх?
Ирина Александровна вжала в плечи маленькую стриженую
голову. Чёрные глаза недоуменно смотрели из-под седой чёлки.
— Олигарх? Ой, батюшки, а зачем ему понадобилась психиатрия?
Он что, больных лечить собирается?
— Никого он лечить не будет. Ему хочется иметь докторскую
степень. Кандидатскую уже имеет. Почему психиатрия, а не микробиология или
ядерная физика, это вы у него спросите.
— Ой, какой ужас! — Ирина Александровна перешла на шёпот. —
Думаешь, там фигурируют деньги?
— Я предпочитаю об этом вообще не думать. Очень уж противно.
Лучше не связывайтесь с этим двоечником.
Ирина Александровна отвернулась, покрутила дешёвую серёжку в
ухе, тяжело вздохнула, помолчала, потом заговорила совсем другим, преувеличенно
бодрым голосом:
— Значит, чаю ты со мной не выпьешь, Оленька?
— Нет, спасибо. Мне пора.
Оля посмотрела на сморщенное личико, заметила, что седая
чёлка мелко дрожит, и поняла, что Иванову по матери повезло. Он нашёл учёного
идиота, вернее, идиотку, которая напишет ему и статью, и диссертацию, причём о
деньгах не заикнётся. Не так воспитана.
— Это тебе спасибо, Оленька. Так удачно получилось, что ты
зашла.
— Ирина Александровна, вы же меня попросили зайти.
— Я? — Чёрные глаза удивлённо округлились, тонкие брови
поползли вверх и спрятались под чёлкой. — Нет, Оленька, я не просила. Кто тебе сказал?
* * *
— Ну вставай, пойдём лечиться.
Из-за головной боли Марк соображал совсем плохо, мысли
путались, цеплялись одна за другую, скручивались бешеным змеиным клубком.
— Пойдём, пойдём, не бойся, — санитар взял его за локоть, —
да ты чего, мужик? Вставай! А то клизму поставлю, доктор прописала тебе клизму
керосиновую. — Санитар заржал и повёл Марка по коридору, позвякивая ключами.
— Она сказала, чтобы ты дал мне анальгину, — напомнил Марк.
— Ага, — кивнул Славик, — сейчас. Посиди пока.
Он усадил Марка на банкетку и ушёл.
Началось время посещений. Больные потекли к столовой. Марк
не стал ждать санитара с анальгином, поплёлся в другой конец коридора, туда,
где сейчас было тихо и пусто. Опустился на лавку, закрыл глаза, пытаясь
собраться с мыслями. И вдруг услышал тихий мужской голос.
— Привет. Вмазаться хочешь?
Рядом с ним на скамейку присел парень лет тридцати, толстый
блондин в очках, с аккуратной бородкой. Одет он был в джинсы и свитер. На руке
висела лёгкая чёрная куртка.
— Ты кто такой? — спросил Марк.
— Я к тебе в гости, Хохлов Марк Анатольевич. — Парень
произнёс это очень тихо, на ухо.
Марк вздрогнул и почувствовал, как что-то твёрдое упёрлось в
левый бок.
— Не дёргайся. Пушка с глушителем. Пикнешь — пальну, никто
не услышит. Короче, так. Адреса двух квартир, той, где клиенты с твоими детками
отдыхают, и той, где ты снимаешь своё кино. В квартире на Полежаевской мы уже
были. Девочка твоя, Дроздова Ирина Павловна, просила передать тебе пламенный
привет.
— Сука, — прошептал Марк и стиснул зубы.
— Короче, дашь адреса по-хорошему, выйдешь отсюда здоровым и
богатым. Не дашь — сдохнешь.
Марку вдруг жутко захотелось кокаина. Одну маленькую
понюшку. Он бы часть дозы вдохнул, а часть втёр в верхнюю десну. Сразу такой
холодок и онемение, как от анестезии, можно зубы драть, не будет больно. И
вообще ничего не больно. Ты гений, красавец, супермен, плейбой, все от тебя без
ума, и даже дуло с глушителем у левого бока можно не замечать. Подумаешь, дуло.
Высокий детский голос отчётливо и чисто пропел:
Выбирай, детка, выбирай
Дивный край
Кокаиновый рай.
Голос был Женин. Она часто напевала песенки Вазелина. Марку
некоторые из них нравились. Особенно эта.
Он провёл по десне языком, воображая нежно-горький вкус тончайших
белых кристаллов.
Улетай, детка, улетай
Высоко, в кокаиновый рай.
Голос Жени звучал так отчётливо, словно она сидела рядом с
Марком на лавке. Блондин слева, Женя справа.
— Память отшибло? Помочь тебе? Смотри, пальну в печень,
умирать будешь долго и больно. Ну, считаю до трёх. Раз!
— Не надо, — процедил Марк сквозь зубы и медленно, чётко
назвал оба адреса.
— Молодец, — похвалил парень, — видишь, как все просто,
блин!
Одновременно со словом «блин» прозвучал мягкий глухой
хлопок, словно где-то за стеной открыли бутылку шампанского. Блондин встал и
спокойно пошёл по коридору, не оглядываясь.
Боли не было, перехватило дыхание. Марк хотел спросить, в
чём дело? Он же назвал оба адреса. Но звука не получилось. И вдоха не
получилось.
Коридор медленно заливала тьма. Чёрные тени шептали,
клубились, свивались в подвижный конус, который уходил острым концом вниз,
сквозь пол.
Марка подбросило, как в машине, которая резко тормозит на
полном ходу. Он взлетел вверх, к потолку, дёрнулся и оказался внутри ледяной
воронки. Вокруг вращались чёрные плотные тени. Он отчаянно барахтался, пытался
вырваться, но его несло вниз, как щепку или окурок уносит под ночным ливнем в
сток, сквозь решётку канализации.
Издалека, изнутри водоворота теней он видел комнату, широкий
проем без двери, лавки, телевизор, закреплённый высоко, под самым потолком.
Комната плавала над ним, в невесомости, крутилась, поворачивалась разными
боками, давая разглядеть со всех сторон лысого мужчину в коричневой пижаме.
Поза у мужчины была странная. Он сидел, но завалился на бок.
Рот широко открыт, глаза вытаращены.
— Это я! Где я? Почему? За что? Я же все сказал!
Сквозь нарастающую волну новых звуков, сквозь вой, плачь,
хохот, и вопли ужаса чистый детский голос пропел ему прямо в ухо:
Здравствуй, детка, пора умереть,
Ты же так не хотела стареть,
Уходи, улетай, умирай,
Ждёт тебя кокаиновый рай.
Глава тридцать вторая
В квартире-гостинице не нашли ничего интересного, кроме
видеожучков, вмонтированных в спальне, но вовсе не в люстру, как думала Ика.
Маленькие блестящие штучки выглядели просто как декоративные детали рамы
большого зеркала, которое висело напротив кровати.