— Вы давали Жене деньги?
— Конечно. Она же моя дочь. А почему вы спрашиваете?
— При обыске в квартире, в нескольких тайниках, мы нашли
сумму в двадцать тысяч евро.
— Хо-хо, а ты огорчался. — Продюсер присвистнул.
— Двадцать тысяч евро? — Качалов нахмурился. — А при чём
здесь Женя?
— Мы нашли их у неё. В плюшевом медведе, за рамкой вашей
фотографии, под стельками роликов, в штанах старой куклы.
— Вот зараза!
Это был голос Марины. Она успела неслышно подняться в
гостиную и стояла у лестницы, прислонившись к стене.
— Что?! — закричал певец. — Что ты там бормочешь, блин?! Как
ты смеешь, о моей дочери?!
— Успокойся, пожалуйста, я, конечно, не о Женечке. Нинка твоя
зараза, все прикидывалась бедной сироткой.
— Вы считаете, что это деньги Нины? — спросил Соловьёв.
— Ну а чьи? — Качалов нервно хохотнул и дёрнул себя за нос.
— Вы же взрослый, разумный человек. Откуда у ребёнка, которому только
исполнилось пятнадцать, такие суммы? Конечно, я давал ей, иногда сто, иногда
двести долларов в месяц. За клип она заработала полторы тысячи баксов.
Слушайте, неужели Нина сказала, что это деньги Жени?
— Нет, — вздохнул Соловьёв, — Нина сказала, что это её
деньги.
— Хоть на это совести хватило, — проворчала Марина.
— Вы знали, что Женя была беременна? — спросил Соловьёв.
В гостиной повисла тяжёлая пауза. Качалов несколько секунд
смотрел на него бессмысленно и вдруг тихо засмеялся.
— Ну вот, все разъяснилось. — Он взял стакан, допил воду.
Руки у него уже не дрожали. — Я сразу понял, тут какая-то ошибка. Другая
девочка. Конечно, грех радоваться, горе ужасное, но не моё. Не моё! Женьке
неделю назад исполнилось пятнадцать. Но по физическому развитию она пока на
уровне одиннадцати-двенадцати лет. Она инфантильна, понимаете? Она даже не
подросток. Ребёнок. Как ребёнок может забеременеть? Как?
Глава девятая
Пока ловили Молоха, Оля дважды выступала в еженедельной
телевизионной программе «Тайна следствия». При помощи программы пытались
установить личности убитых детей. И оба раза доктор Филиппова обращалась с
экрана к преступнику. Кирилл Петрович Гущенко верил в этот метод, но сам
сниматься не любил. К тому же считал, что в случае с Молохом будет лучше, если
с ним с экрана побеседует женщина.
— Да, Миша. Я вас помню, — сказала Оля ведущему и подняла
ворот телогрейки.
— Спасибо. Это приятно. Вы не могли бы сегодня приехать к
нам на съёмку? Мы делаем передачу по поводу убийства Жени Качаловой. Нужен ваш
комментарий.
— Жени Качаловой? Погодите, Миша, я не…
Он не дал ей ничего сказать, тараторил в трубку быстро и
нервно:
— Ольга Юрьевна, умоляю, не отказывайтесь! Эфир завтра
вечером, мы уже пустили анонс, мы пришлём за вами машину, куда скажете, если не
можете в восемь, передвинем съёмку на любое удобное для вас время, хоть на
двенадцать ночи.
— Миша, я не имею отношения к расследованию этого убийства.
— Я знаю. Именно поэтому мы к вам и обратились. У вас
развязаны руки. Вы выступите как независимый эксперт.
— Но я не владею информацией. Видите, даже имя жертвы я
впервые услышала от вас. Вы сказали, её зовут Женя Качалова?
— Да. Ей недавно исполнилось пятнадцать лет. Она дочь
популярного эстрадного певца Валерия Качалова. Я расскажу вам всё, что нам
известно из наших источников, а вы прокомментируете.
— Миша, послушайте, я сейчас занимаюсь совершенно другими
вещами. Пригласите кого-нибудь из пресс-центра ГУВД.
— Пресс-центру дано указание молчать. Они только сказали,
что не считают это убийство продолжением серии Молоха, хотя там всё очень
похоже: лесополоса у шоссе, труп раздет, облит детским косметическим маслом.
Правда, на этот раз им удалось сразу установить личность убитой.
— Каким образом?
— Неподалёку валялся мобильный телефон девочки.
— Вы говорили с кем-нибудь из следственной группы?
— Очень мало. Они отказываются отвечать на наши вопросы.
Следователь Соловьёв вообще меня послал.
— Кириллу Петровичу звонили?
— Зачем? Гущенко так же, как вы, в расследовании не
участвует, информацией не владеет. Но в отличие от вас, он боится камеры. Он
ведь ни разу не дал согласие выступить в нашей передаче. И честно говоря, мы
никогда не настаивали. Он, конечно, гениальный специалист, но человек трудный,
замкнутый, совсем не обаятельный.
— Кто? Кирилл Петрович не обаятельный? Ну, Миша, вы даёте! —
Оля нервно рассмеялась. — У вас, телевизионщиков, какой-то извращённый взгляд
на людей, честное слово. Гущенко в миллион раз обаятельней меня. Он мировая
величина, а я кто?
— Ольга Юрьевна, пожалуйста!
Наверное, если бы сейчас Миша был здесь, он бы плюхнулся на
колени, прямо в лужу.
— Миша, я не могу. Просто не имею права. Ну что я полезу со
своим дурацким мнением, когда совершенно ничего не знаю?
У Оли сердце колотилось все быстрей. Она так разволновалась,
что присела на край мокрой скамейки. Ведущий продолжал возбуждённо говорить.
— Перестаньте кокетничать. Это ваш Молох, Ольга Юрьевна! Вы
все равно будете думать, анализировать, вы не можете вот так спокойно
остановиться на полпути. Мы дадим вам информацию, будем работать вместе. Мы
хотим провести независимое журналистское расследование. ГУВД и прокуратура, как
всегда, отрицают серию. Ольга Юрьевна, я читал профиль Молоха, который вы
составили полтора года назад, и честно вам скажу, только такие кретины, как
наши чиновники из прокуратуры, могли отнестись к этому несерьёзно. Вы же
практически вычислили его.
— Подождите, Миша, каким образом к вам попал профиль?
— Неважно. У нас есть свои источники.
— Так, может, вам стоит обратиться за комментарием к ним, к
этим источникам?
— Ольга Юрьевна, перестаньте! Наши информаторы не могут
светиться на экране. А вы просто обязаны выступить.
— Я должна подумать.
— Нет времени думать! Я знаю, вы сейчас начнёте звонить
Соловьёву, Гущенко, советоваться с ними. Но вы взрослый человек, профессионал.
У вас перед ними нет никаких обязательств. Но у вас есть обязательства перед
следующей возможной жертвой Молоха. Вам не приходило в голову, что перерыв в
полтора года был связан именно с вашим обращением к убийце? Он почувствовал,
что вы слишком много о нём поняли, и испугался.
