— Но всё-таки очевидных доказательств того, что Женя
встречалась со взрослыми мужчинами и они ей за это платили, у вас нет? —
уточнил Соловьёв.
— Нет. — Майя тяжело вздохнула и закурила. — Женя была
слишком умной и осторожной, чтобы у меня или у матери появились эти очевидные
доказательства. Но про одного я знаю точно. Вазелин. Певец. Правда, он вряд ли
давал ей деньги. О нём говорят, что он жмот страшный, пижон и циник. В общем,
тоже очень модный человек. Тусовщик. У них с Женей совсем недавно начался
роман. Их Маринка познакомила. Вот и понеслось.
— То есть Женя была в него влюблена?
— Не то слово! Она на нём помешалась. Все его песенки знала
наизусть.
— А он? Как он к ней относился?
Майя высморкалась в салфетку, закурила и произнесла трубным
басом:
— Вазелин — тупая самовлюблённая скотина. Я думаю, всё дело
в пиаре. Ему постоянно нужны публичные скандалы, чтобы не слезать со страниц
жёлтой прессы. А наша дурочка влюбилась. Вполне возможно, что забеременела
именно от него.
— Вы знали? — удивился Соловьёв.
— Ну а как же? Я обратила внимание, что у неё давно нет
месячных, и тошнило её по утрам. Как-то зашла к ней в комнату, когда она
одевалась, и заметила маленький животик. Она же худющая, а там, наверное, уже
недель двадцать.
— Семнадцать, — сказал Соловьёв.
— Что, уже было вскрытие? — Майя всхлипнула и покачала
головой. — Господи, она, дурочка маленькая, хотела этого ребёнка. Ждала его.
Она хотела замуж за Вазелина. Нашла принца! Спасибо, что вы не сказали Нине.
— Майя, а вы пытались поговорить с Женей, когда заметили,
что она беременна?
— Конечно, пыталась. Она стала хохотать, кстати, довольно
фальшиво, обозвала меня старой перечницей, сказала, что это полный бред, и ещё
напомнила ту историю, когда мы с Ниной потащили её в диспансер проверяться на
наркотики. Да, я думаю, отец ребёнка — Вазелин. Вы, кстати, допросите эту
сволочь хорошенько. Проверьте алиби. По-моему, у него с башкой не все в порядке,
и я не удивлюсь, если окажется, что он шизофреник и маньяк.
Соловьёв глотнул кофе, обжёгся, запил холодной водой.
Вспомнил, как тяжело пульсировала музыка в квартире Качалова, как хриплый голос
повторял: «Твоё нежное сердце, твоя гладкая печень, виноград твоих лёгких и
сладкая кровь».
Глава шестнадцатая
На самом деле его звали Валентин Фёдорович Куваев. Вазелином
его дразнили в детстве. У него вообще было много разных кличек. Для названия
музыкальной группы и для псевдонима солиста эта вполне подходила. Ему
исполнилось сорок два года, но издали, особенно со сцены, он выглядел
значительно моложе. Лицо его оставалось таким же гладким и розовым, как
двенадцать лет назад, в самом начале его фантастической эстрадной карьеры.
В девяносто втором, в популярном ночном ток-шоу, он впервые
спел с экрана, для огромной аудитории. То, что он преподнёс публике, было очень
похоже на романс, и текст, и музыка, и выражение лица автора-исполнителя — все
в традиции классического русского романса. Калитка, накидка, нежная тень
девушки, хризантемы, разбитое сердце. Но к третьему куплету оказывалось, что
сердце разбито не в переносном, а в самом прямом смысле. Оно вывалилось из
вспоротой белой груди лирической героини и раскололось, как спелый помидор.
Далее, все с той же серьёзной миной, тем же оперным басом, автор рассказал, как
«жевал его, упругое, сырое, артерии скрипели на зубах, и струйки тёплой крови
стекали тихо с губ за воротник». В последнем куплете он насадил на чугунное
копьё ограды отрезанную голову своей юной подруги, украсил её локоны
хризантемой, «и вот она печальными глазами на белые акации глядит».
Двенадцать лет назад ведущий ночного ток-шоу сдержанно
поаплодировал, сохраняя скептическую мину, заговорил о постмодернизме и «Чёрном
квадрате» Малевича, но говорить ему пришлось недолго. Последовал шквал
зрительских звонков. Одни возмущались, негодовали, другие выражали восторг.
Никто не остался равнодушным. Все спрашивали, кто он такой, откуда взялся и где
был раньше.
Валентин, тогда ещё даже не Вазелин, неохотно сообщил
некоторые детали своей предыдущей биографии. Родился в Москве, в 1962-м, после
школы поступил в Институт инженеров транспорта, но всё время пел, сочинял стихи
и музыку, жить не мог без этого. Пел везде, где находился хотя бы один
слушатель. С годами слушателей становилось всё больше. Появились кассеты
кустарного производства. Появились поклонники и поклонницы. После института
некоторое время работал по специальности, то есть транспортным инженером в
троллейбусном парке, но вскоре понял, что должен только петь. Петь и сочинять.
Вот наконец пригласили на телевидение, за что большое спасибо.
Собственно, тогда, в ночной студии, всё и началось. На него
вышел бойкий молодой продюсер и принялся раскручивать по полной программе.
Слава, деньги, поклонницы, шумиха в прессе, гастроли. Почти каждый концерт сопровождался
скандалом. Сначала он выступал один, без группы, только с
гитаристом-аккомпаниатором. Позже присоединились ещё двое музыкантов, флейтист
и ударник. Это расширило репертуарные возможности, позволило устраивать
настоящие театральные действа на сцене.
В ход пошли не только романсы, но и советская эстрада, и
патриотические песни, и белогвардейские, и творчество бардов шестидесятых.
Вазелин не опускался до откровенной пародии. Пародистов и без него хватало. Он
создавал нечто своё, новое, но использовал старые традиции, сваливал в кучу
лучшие образцы, наблюдал, как сама собой выпаривается из них неуловимая
ароматическая эссенция смысла. Словесно-музыкальный жмых Вазелин смешивал с
кровью, с дерьмом, со всякой гадостью, которая существует внутри человека и
вокруг него, и выплёскивал эту безумную смесь на своих благодарных слушателей.
Благодарны были все, и поклонники, и противники. Творчество
Вазелина давало возможность поговорить, поорать, выразить публично собственную
позицию. На его концертах зал ревел и стонал. Девочки сбрасывали с себя одежду,
с воплями рвались на сцену. Завязывались драки, слушатели из задних рядов
напирали, сшибали, давили. Когда этого не происходило, ему хотелось убить
кого-нибудь.
Такое случалось все чаще. Интерес публики остывал. Его надо
было постоянно подогревать новыми пиар-акциями. С каждым очередным
выступлением, особенно в провинции, Вазелин все отчётливей понимал: надо что-то
делать. Последний концерт в подмосковном городе Лапине его доконал. В зале было
пусто, гнусно и скучно, словно двенадцать лет славы ничего не значили.
С самого начала что-то не заладилось. Автобус застрял в
пробке. Из кабины звучал писклявый голос одного из конкурентов Вазелина,
солиста группы «Чипсы». Шофёр слушал последний хит на диске, даже не по радио.
Специально поставил диск, но этого мало. Он ещё и подпевал.
