Но сейчас прорыв становился бессмысленным. А значит, надо возвращаться. Пометить объект на карте, и ходу, ходу до базы. Три дня ходу. Группа находилась, как раньше говорилось, в глубоком тылу у врага. Пока доберешься, пока соберешься, пока вернешься назад. И никакой гарантии, что за такое время эти не решат в очередной раз перебазировать мобильную станцию. Уже сколько раз так нарывались. Не стоят станции подолгу на одном месте, не стоят! И если повезет такую встретить в рейде, то есть на это особый приказ — уничтожать немедленно и не считаясь с потерями. А как ее уничтожишь, если взрывчатки нет? Замкнутый круг!
— А может, у этих пошукаем? — Сержант Ваня Сидоренко, прозванный Сидром, отчаянным жестом махнул рукой вперед, в сторону проклятой станции.
До самого прорыва командир запретил приближаться к объекту, и сейчас группа рыскала в дальних безлюдных окрестностях станции, изучая пути отхода на тот маловероятный случай, если кому-то из них все же удастся уцелеть после прорыва. И вот. Доизучались.
— Как ты себе это представляешь? — насмешливо цыкнул зубом сержант Ваня Белый, в бою откликающийся на позывной Беляк. — Прошли мы, значит, за периметр и под огнем охранников начинаем сломя голову носиться по территории с криками «А где это у вас тут, гости незваные, взрывчатка лежит? Оченно нам надо вашу станцию взорвать, а окромя … ничего не имеем». Вот посмеются эти… А кто, кстати, стоит-то там?
— Судя по форме — бундесы, — откликнулся Григ.
— Вот твари! — зло сплюнул Сидр. — Мало им наши в сорок пятом наложили. За добавкой, значит, приперлись! Ничего, будет им добавка, будет и жаркое!!! Вон из России мы этих-то уже почти повсюду выпнули, сейчас Беларусь почистим, а там и сами к ним в гости придем… Так придем, не обрадуются…
— Да не… — отозвался Виктор Бузылев, прозванный Каром за характерную «воронью» внешность и повадки. — Бундесы как раз до последнего упирались, не хотели к нам лезть.
— Так и не лезли бы, коль не хотели, — пожал плечами Григ.
— Союзники потребовали «более активного участия Германии в миротворческой операции», пригрозив отлучить от трубы, — пояснил Кар, живо интересующийся политикой.
— А, ну раз союзники, тогда понятно… — вздохнул Сидр. — Вот и получат, сколько всем этим союзникам чего полагается. Небось затерли-то на рейхстаге надписи? Ничего, мы подновим! И не на одном только рейхстаге! А стирать их будет уже некому! — кровожадно оскалился потерявший при одной из «высокоточных» бомбежек всю семью Сидоренко.
Обычно строго пресекавший любую пустопорожнюю болтовню командир не вмешивался, понимая, что бойцам необходимо сбросить напряжение и смириться с мыслью о постигшей отряд неудаче. Алишер Мустафин — Шерхан, Батя, пожилой, немногословный татарин, вступивший в войну еще тогда, когда большинство людей еще ни о какой войне и не подозревало, участник освобождения Екатеринбурга, Самары и Москвы, устало присел на кочку, обдумывая возможные действия отряда.
Точнее, пытаясь обдумывать. Все мысли как заведенные вертелись вокруг двух моментов. Первый был: «Станцию надо взорвать». Надо. Любой ценой и с любыми потерями. Шерхан был готов лечь в землю сам и уложить всех своих ребят, только бы уничтожить проклятую станцию, но… тут всплывал второй момент. Взрывчатки не было!!!
Но. Хоть есть взрывчатка, хоть нет ее, а СТАНЦИЮ НАДО ВЗОРВАТЬ!!! Такой шанс бывает слишком редко, и слишком много ребят, отличных, умных, веселых, ложатся в землю ежедневно из-за этой проклятой станции. А как весело будет на фронте, если ее все же удастся уничтожить. Ай, как хорошо будет…
Знай они местоположение, и начальство не пожалело бы бомбы — той самой, ядреной, только бы прикрыть эту станцию. Но те, у кого есть бомба, о местоположении станции не знают. А вот он знает, но бомбы у него нет. Да и не нужна тут бомба. Нужна взрывчатка, совсем немного. Нужна здесь, сейчас! Потом, через три дня, когда они дойдут до своих, уже будет поздно! Он чуял это всем своим телом, весь его опыт прямо кричал, что долго станция тут не простоит! А взрывчатки не было. И сделать было ничего нельзя.
— Возвращаемся, — окликнул он мрачных бойцов. Немедленно прекратились разговоры, и потерявший товарища отряд развернулся назад, по своим следам.
Выходя на прихотливо вьющуюся между высоких сосен звериную тропинку, ведущую прочь от проклятого болота, Шерхан тоскливо прислонился жарким потным лбом к вековой сосне. «Как же так, как же так, — размышлял он. — Эх, была бы взрывчатка…»
Вспышка. Странная, невозможная вспышка под закрытыми глазами. И он уже не Алишер Мустафин, пожилой и опытный пес войны. Он молод. Ему всего семнадцать лет. У него есть оружие — старая, но надежная трехлинейка, сейчас лежащая у сиденья, и наган, куда как более удобный в кабине машины. И приказ. Приказ доставить боеприпасы. Доставить — любой ценой! После недели непрерывных боев полк отчаянно нуждается в пополнении боепитания. Патроны, гранаты, взрывчатка — вот чем набит кузов его машины. На них с напарником возложена эта важная задача. Они справятся! Они обязательно справится!
Заросшая лесная дорога освещается светом единственной уцелевшей фары. Мелькнул слева большой, странной вытянутой формы, почти вросший в обочину валун… Война ранит не только людей, но и машины. Но двигатель старенькой полуторки гудит ровно. Валька уже свыкся с ней, надежной, ставшей буквально родной машиной. Он уверен — доедет. И получивший боеприпасы полк поганой метлой погонит фрицев прочь с родной земли!
Но что это? Стрекот. Такой знакомый и ненавистный стрекот в воздухе. За шумом машины он слишком поздно услышал врага. И мир пропадает, исчезнув в ослепительной вспышке.
Мир пропал. Но задача осталась. Он ДОЛЖЕН привезти боеприпасы отчаянно нуждающимся в этом бойцам. Они ждут его, ждут… И он привезет. Вот только дорога… Почему она такая длинная? И ночь все не проходит и не проходит? Вечная, бесконечная ночь и дорога… Но старенькая, побитая жизнью и осколками полуторка все так же успокаивающе гудит, освещая дорогу светом единственной фары. И он доставит боеприпасы тем, кто отчаянно в них нуждается для продолжения боя. Все равно доставит!
— Командир, смотри! — Тихий шепот Грига прервал странный полусон-полубред Шерхана.
Он непонимающе оглянулся, все еще не отойдя от странного видения. Метрах в пятистах впереди, прямо в лесу, упершись проржавевшим капотом в дерево, стояла машина. Точнее, нечто, когда-то очень давно бывшее ею. Полуторка времен Второй мировой.
— Как же это мы ее в прошлый раз не заметили? — изумленно вопросил Сидр, непонимающе оглядывая местность. — Ведь здесь же проходили! Точно здесь. Вот и камень приметный. — Он кивнул в сторону огромного вытянутого валуна. — Не было ее тут. Не было!
— Здесь… — кивнул Шерхан. — Тогда не было, а теперь есть!
Он уверенным шагом направился к разбитой машине. К машине, едва заметно посверкивающей отражением рассветного солнца в единственной уцелевшей левой фаре. К машине, в кузове которой, среди прочего, он знал это точно, находятся настоящие сокровища. В надежных оружейных ящиках, в промасленных свертках там лежат истинные драгоценности — толовые шашки, гранаты, мины и снаряды. Теперь он уже не сомневался: станция будет взорвана.
